Дем Михайлов - ПереКРЕСТок одиночества

Взмахнув руками, я сохранил равновесие. Замер в неподвижности, прислушиваясь к коридору и собственным ощущением. Не изменилось ничего… хотя… меня толкнуло в ноги еще раз. Опять потянуло назад. Скорость увеличилась…

Если я все правильно понял, то едва дернул за второй рычаг, как вся моя тюремная камера пришла в движение. Вся целиком. Как железнодорожный вагон с единственным пассажиром.

Рывок. Толчок. И поехали…

Я стоял совершенно свободно. Не ощущал больше никаких колебаний стен и пола – имевших место только что.

«Кто работает – тот ест! Работает, когда келья в движении!»

Это настенное изречение обрело смысл и актуальность в моих глазах.

Я сделал огромный шаг вперед. Довел временной интервал до сорока восьми минут. Разблокировал второй рычаг. С его помощью привел в движение келью тюремную. И вот я в пути…

И теперь должна открыться кормильня. Вопрос в том ког…

Раздался мелодичный протяжный звон. Он донесся с противоположной стороны коридора. И там же, в стене, вспыхнула три раза зеленая искра. Заметит глухой, услышит слепой.

Через четыре секунды – машинально отсчитал про себя – звон и вспышки зеленого света повторились. А следом послышался отчетливый металлический лязг. Открылась?!

Я рванул с места, как олимпийский спринтер. Я так старался. И будет глупо, если попросту не успею к моменту закрытия кормильни – а она вряд ли будет стоять открытой долго.

Посмотрим, что мне послали тюремщики.

Посмотрим, что за яства приготовили они мне для первого ужина.

Лишившись всего, человек быстро понимает, что для счастья ему на самом-то деле нужно совсем немного. Он вполне может довольствоваться малым. И при этом удовлетворять все свои нужды.

Я привык питаться фастфудом, но периодически захаживал в дорогие рестораны. Наслаждался кулинарными творениями признанных шефов, мастерами высокой кухни. Каких только блюд не пробовал. Чего только не едал и не пивал. Настолько себя избаловал, что, казалось, навсегда утратил то чувство детского восторга, когда пробуешь новое для себя блюдо и внезапно ощущаешь взрыв невероятного вкуса, заполнившего рот.

Когда пробуешь…

А тут я ощутил ликующий восторг еще до того, как прикоснулся к посланному кушанью.

Я ощутил подлинную незамутненную радость еще за три шага до открывшейся кормильни.

Рот наполнился слюной. Я вновь ощутил себя ребенком, что в нетерпении приплясывает подле матери, готовящей ему вкуснейший бутерброд с колбасой.

Протянув руки, я взял еду. Мелодичный звон. Последняя зеленая вспышка – свет исходил из заросшей темной грязевой пленкой щели между кирпичами над нишей. С лязгом кормильня захлопнулась.

Состоялось.

Узник получил еду.

Повернувшись, я поторопился к столу. Меня снедало нетерпение разглядеть угощение. Еда жгла мне руки – в буквальном и переносном смысле.

Опустив еду на чистую тряпку, служащую мне полотенцем, я отступил на шаг и впервые рассмотрел «паек». Еда удивляла внешним видом. И еда выполняла роль посуды для себя самой.

Толстая прямоугольная лепешка, что обжигала мне руки. Она запечена до темной румяной корочки. Поверх первой лепешки стоит лепешка поменьше. Именно стоит – вторая лепешка запечена в виде неглубокой тарелки. В тарелке какое-то густое зеленоватое пюре с темными вкраплениями. Рядом с тарелкой солидный кусок уже знакомого мне хлеба с добавлением трав. Поверх него лежит кусок рыбы. Размером с мой указательный палец.

Это все.

Поднос. Тарелка. Пюре. Кусок хлеба. Кусок рыбы. Причем и поднос, и тарелку следует съесть.

Настоящая посуда и столовые приборы узникам не полагались.

Я прикоснулся к лепешке-«подносу». До сих пор горячая. Она только что из духовки. Принюхался. Удивленно вздернул брови и втянул воздух еще раз. Дым. Мой обед отчетливо пахнет дымом. Так пахла еда, приготовленная в дровяной печи моей прабабушки, родившейся и умершей в глухой деревушке под Тулой. Любимый ею край. Который она так и не захотела покинуть. Раз в год я обязательно ездил на ее могилку на запущенном и почти заброшенном деревенском кладбище. Сидя у ее могилы, потихоньку поцеживая любимый ею дешевый кагор, что она пила по праздникам, я постоянно вспоминал те завтраки, обеды и ужины, что она готовила мне. Думал, никогда больше не ощущу ничего подобного – ни запаха, ни вкуса.

Но запах – вот он.

Исходит от полученной от неизвестных тюремщиков пищи.

Вкус…

Состав…