Александр Забусов - Византийский узел

Лежавшие до сего момента неподвижно покойники зашевелились, стали вращать невидящими глазами, еще не осознавая происшедшего с ними. Да и было ли в них сознание?

– Вставайте, упыри! – воскликнул византиец. – Пища ожидает вас! До крика первых петухов селение в полной вашей власти.

В разных концах деревни послышался протяжный собачий вой, наполненный страхом и безысходностью ночи, нестерпимая жажда погнала десятки упырей на ночную охоту. Жителям беззащитной деревни искать сочувствия было не у кого.

– Если я правильно просчитал все, то осталось подождать здесь кривичей, – прошептал Иоанн, лицо исказила гримаса улыбки.

– Расскажи, мне о нем подробно, каков он сам, в чем одет, голос, какой у него голос?

– Так, я ж уже говорил, – Хлуд, недоуменно посмотрел на крепкого воина, с полностью бритой головой, с вислыми, длинными усами цвета вызревшего зерна, нервно теребившего косицу витого кожаного пояса, к которому медными кольцами были пристегнуты ножны тяжелой сабли. – Пять дней тому в селище пришел чернец. Я его, как узрел, сразу вспомнил, такого не забудешь, хотя с последней встречи прошло никак не меньше пятнадцати годов. Волос длинный, черен, но теперь уж с проседью. Бородища, будто перо на весле, окладиста, глаза тебя так и сверлят, пытаясь проникнуть в душу, хотя лицо при том благостное. Сам весь в черное, длинное до пят одет, а из-под бороды оберег в серебре проглядывает, Белый Бог на кресте распятый. Голос ручьем льется, слова правильно произносит, не по-деревенски, но сам язык русский чистый. Бери, грит, бочонок вина ромейского, дружину, мол, угостить желаю. А я к тому вину даже не притронулся. Токмо поутру гляжу, а стражи у ворот-то и нет, в воинской избе все хворыми лежат. Ухватил я тогда свое семейство, да к вам деру дал. Там, где монах Иоанн проявится, хорошего ждать не стоит.

– Он это! – воскликнул сидевший на лавке Славка. – Точно описал византийца.

– Ну-ну! Что еще скажешь? – спросил сотник Горбыль Хлуда.

Этот разговор происходил в светлице терема Гордеева городища. Среди собравшихся присутствовали: боярыня, восседавшая в монзыревском кресле, Горбыль, Мстислав, в одночасье ставший крепостным воеводой, Славка и с утра пришедший в городок вместе с семейством Хлуд.

– В тот же вечер два стражника боярина Военега, Трут и Умысл, хвастали перед старым Ротаном тем, что византиец им по пять монет золотом отвалил, за выполнение какого-то дела на ваших землях. В ночь и ушли.

– Какого дела? – насторожился Горбыль, словно гончая, учуявшая запах дичи.

– Об этом не ведаю.

– А что за люди эти, Трут с Умыслом?

– Жадные, своей выгоды никогда не упустят, но воины отменные.

– Значит, говоришь, золотом расплатился?

– Да.

– Ну, ладно. Сам-то ты у нас остаешься или виды какие иные имеешь? – задал очередной вопрос Горбыль.

– Останусь, коли в дружину возьмете.

– Из терема выйдешь, у охранника на воротах спросишь, чтоб десятника Судислава указал. Его десяток нынче в состав караула входит, – напутствовал Хлуда боярич Мстислав. – С сего дня у него в десятке служить будешь.

– Благодарствую, воевода.

– Постой, – остановила готового покинуть светлицуХлуда боярыня. – Ты ведь жену с детьми привел?

– Да, боярыня, это так.

– А где остановились?

– Да пока нигде. Определимся к кому-нибудь на постой, чай, мир не без добрых людей. Теперь вот служба есть, прокормимся.

Галина громко хлопнула в ладоши. На ее призыв из маленькой двери появилась славница.

– Звала, матушка? – с поклоном, приятным грудным голосом вопросила боярыню.

– Проводишь добра молодца. Там у ворот теремного подворья женщина с детьми ожидают. Так вот, прогуляешься с ней к Лесавне, скажешь ей, что я велела отдать избу на окраине восточной стены в пользование этому семейству; да, выдать корову, определить земельный надел, помочь с посудой и домашней утварью. Пусть сена для коровы завезут. Семенами для посадки чтоб наделить не позабыла. Поняла ли?

– Все поняла, матушка. Все сделаю и передам.

Потерявший дар речи Хлуд смотрел во все глаза на боярыню, от волнения позабыв слова благодарности. Такого просто не могло быть.

– Что-то еще, Хлуд? – обратилась к нему боярыня.