Виктор Зайцев - Повелитель стали

О холопах оба купца среди славянского и угорского народа не слышали. В булгарских городах бывают невольники, но тех привозят купцы с юга. Это обычно девушки или ремесленники, которых нет в здешних краях. А кто будет брать в невольники угра или славянина, да и булгарина тоже, они же убегут сразу, потому что знают, как прожить, а леса везде бескрайние, никто не найдёт.

О набегах степняков купцы ничего не сказали. Летом через леса на лошадях не пройти, а зимой даже по льду без запасов корма далеко не уйдешь. Да и что грабить в здешних краях – соль, что ли? На юге своей соли хватает. Пушного зверя в степи не меньше, разве соболя нет, так его купцы вывозят на продажу.

С их слов жизнь получалась на удивление мирной, по крайней мере за последние двадцать лет. А как же летописи, из которых явствовало, что каждые два года были набеги степняков или другая напасть. С другой стороны, подумал Белов, первые известные летописи появятся лет через пятьсот, да и то их подлинность под большим сомнением. А может, это и вовсе параллельный мир.

Попаданец долго думал о своих планах на будущее. Одному здесь достаточно сложно прожить спокойно, даже один разбойник опасен, не говоря уже о жадных купцах, которые рано или поздно решат вместо покупки взять всё сразу и даром.

Устав от разговоров, Алим ушёл спать, Окунь наконец остался с Беловым наедине. Убедившись в том, что их никто не слышит, купец рассказал напарнику, что продал дешёвые «драгоценности» по пять кун каждую, несмотря на честное предупреждение, что камни не драгоценные, а металл не золото. Тут же Окунь продал ему на гривну мешочек с тремя десятками необработанных изумрудов и другими самоцветами. Платить купец обещал поначалу по четыре куны за обработанный камень, а там будет видно. Ещё раз уточнили расценки маленьких зеркал. Белов несколько раз акцентировал, что больше таких зеркал у него нет. Обговорили продажу пустых баночек, место встречи на обратном пути и время встречи.

Решившись, Белов попросил купить ему одного или двух невольников, умеющих работать с железом, или медников. Он сам ещё не предполагал, что хочет им поручить, но количество работников надо увеличивать. Держать их до старости он, конечно, не хотел. Надеялся заинтересовать свободой через пару лет работы. После расчёта с Окунем у него на руках осталось четыре гривны, это без учёта будущей продажи зеркал. Перед расчётом Белов «случайно проговорился», что на будущее лето собирается проехать по Булгарии. Возможно, это послужило к выплате Окунем такой большой суммы, старому сыщику было очевидно, что тот собирался заплатить гораздо меньше.

«Сколько бы ты заплатил, если бы узнал, что я собираюсь зимой в Соль-Камскую?» – подумал Белов. Раскрывать свои планы он пока не хотел, слишком мало информации и надёжных людей совсем нет. Придётся работать с теми, кто есть. Он и о поездке в Булгарию сообщил только потому, что не хотел терять контакта с купцом. Если Окунь продаст вещи Белова гораздо дороже, а тот узнает, купец может из-за обычного человеческого стыда и боязни, а то и жадности, просто убить обманутого напарника, перед этим, естественно ограбив. В этом мире Белов беззащитнее всех, он безродный, ни один род или племя за него не заступится, не потребует отмщения или наказания убийц. Поэтому любой может безбоязненно убить и ограбить чужака. Зная это, он придерживался старого правила – худой мир лучше доброй ссоры.

Утро было совсем зимнее, ветер изменился, с юга густо мело сырым снегом. Костёр развели ещё затемно, попили заваренной травы, закусили остатками пирогов и в предрассветных сумерках отчалили. Ойдо глядел на знакомые места и напевал песни, он же предупредил, ещё в темноте, о приближении устья Сивы. Здесь купцы быстро распрощались, а лодка Белова причалила к мосткам у посёлка Тывая. Распрощавшись с Ойдо, сыщик подарил ему на память очередную пластиковую бутылочку, подумав, что это уже дурная традиция, дарить надо местные товары. Но добрые отношения с соседями были дороже всякой прибыли, поэтому он дал Ойдо ещё несколько пяти– и десятикопеечных монет на монисто для жены.

… – Я убью его! На кол посажу, руки отрублю, глаза выжгу! – Всё сильнее наливался брагой Дрын, укрывшийся в охотничьей заимке Скора. Хозяин подливал гостю-подельнику, не рискуя напиваться самому, обойдётся дороже. В их разбойничьей паре изначально Дрын играл вторые роли убийцы-исполнителя, но за последний год стал позволять себе слишком много, пользуясь своей безнаказанностью. В глубине души старейшина Выселков даже порадовался поражению Дрына на свадьбе, хоть кто-то поставил этого дурня на место.