Александр Борисов - Так не бывает, или Хрен знат

– Сашка не подведёт, он молодчага!

А уже перед смертью скажет, что видел меня в форме капитана дальнего плавания.

Не в настроении он сейчас. За прошлое сердце болит. Повздыхал, покашлял и нараспев произнёс:

– Ох, чёрт его зна-ает!

А больше ничего не успел. Паровоз у щита начал спускать пары. Тут говори не говори – друг друга ни за что не услышишь. Хоть и сидишь рядом.

Вдруг чувствую – мне кто-то на голову положил руку, аж мурашки по коже и в глазах темнота. Прям какая-то волна узнавания. Я сразу понял, что это бабушка, в чьих же ещё руках может быть столько любви и ласки? Оглянулся – точно она, молодая ещё, на целую голову выше меня. Рукой машет, домой, мол, пора, деда тоже зови.

Послушно иду во двор. В этом времени я не хозяин, а безропотный исполнитель. По дороге глажу рукой родную калитку, которую разобрал и сжёг в прошлом году. Берёг до последнего, это ведь всё, что у меня оставалось в память о детстве.

Бабушка за спиной конкретно наезжает на деда. Куда до неё паровозу!

– Тю на тебя! Куды ж ты попёрся, старый дурак? У него же глаза залиты, а нет бы ножом ширнул?

– Да чёрт его зна-ает!

Завидев меня, кот чухает на чердак, а куры, наоборот, бегут к загородке. Я им частенько траву приношу, всегда наливаю воду. У меня много обязанностей.

Скандал за спиной не утихает. Прихожу деду на помощь:

– Там дядя Ваня, что со смолы, про цемент говорил.

Бабушка поворачивается ко мне:

– Ой, горе ж ты луковое! Да кто ж тебя так? А если бы глаз вышиб?! Майку-то всю изгваздал, а ну-ка, сымай!

И не поймёшь, кого ей сейчас жальче: меня или майку.

Дед у калитки вставляет свои пять копеек:

– Бьют меня, так я ж и добрый!

Вот такое прощание. Ни вздохов, ни слёз, ни платочков. Кажется, эти люди живут и собираются жить вечно. И я тоже впрягаюсь в эту реальность, хоть в душе понимаю, что она может оборваться прямо сейчас.

Бабушка толкает меня в шею, склоняет над рукомойником. По позвоночнику льётся струйка тёплой воды.

– И в кого ж ты такой неслухмяный? – в сердцах повторяет она.

Для неё нет мелочей, и порядок вещей незыблем. Если завтра придут девчонки из школы и скажут: «Ваш Саша сегодня был грязным», она всегда может ответить:

– Брешете, сучки! Я сама ему шею мыла!

Всегда поражался умению бабушки содержать в чистоте дом, двор, огород. Даже на кладбище возле её памятника всегда образцовый порядок. Будто выходит она по ночам из могилы цветы поливать и пропалывать сорняки. И ведь бываю там от Пасхи до Пасхи, раз в год. У деда, к примеру, часами муздыкаешься [3] Муздыкаться (донецк. сленг) – возиться с чем-либо. , а у неё? Вырвешь пару сурепок, листву подметёшь – и всё.

– Ну-ка, сбегай воды принеси, – бабушка шлёпает меня по спине мокрой ладонью, – да курям не забудь налить! А я пока хлеба нарежу и накрою на стол. Деда дождёмся, сядем снедать.

Хватаю вёдра. А что ж тут не бегать? Огород у нас вона какой громадный! И это не только потому, что я сейчас такой маленький. Нет забора, что делит его по меже. Вместо него дорожка, мощённая камнем. От кого загораживаться? В другой половине дома живут бабушка Паша с дедом Иваном. А это, как ни крути, родная сестра моей бабушки. Мчусь вдоль кустов винограда туда, где нацелился в небо колодезный журавель. Ступни обнимают тёплые камни, узнавая каждый на ощупь. Откидываю железную крышку. Пускаю солнечный свет туда, где бьют родники. С нижних колец свисает зелёная чёлка мха. Любуюсь, как песчинки танцуют на пузыре рвущейся на волю воды.

Ну, здравствуй! А я уж не чаял напиться твоей живительной влаги. Мои руки ничего не забыли. Отвожу ведро к дальнему краю, резким движением врезаю его в глубину. Закольцованное пространство порождает глухое эхо. Мне кажется, этот колодец понимает, что его уже нет. Что он снова увидел мир только волей моего разума. А ведь когда-то с него начинался дом. Здесь в каждом замесе раствора есть и его частица. Кольца вырвали, а яму засыпали, когда мамка сошла с ума. Так приказали ей голоса. Я тогда в море ходил и, приехав её навестить, столкнулся с уже свершившимся фактом.

– Да что ж ты так долго? Ведро, что ли, упустил?

Кричу:

– Я сейчас!

Бегу, перебираю ногами. Чтобы вёдра не цеплялись за камни, их приходится приподнимать. Гримасы возраста. Малому тяжело, а старому тяжко. Ну, попал! Что творится в моей голове?! Прошлое становится настоящим, а настоящее – прошлым. Но, чёрт побери, как хорошо! Если это и есть смерть, поклон ей до самой земли. А если ещё и успею пожрать…