Николай Дронт - Брат

Клад

Первый осмотр подоконника ничего не дал. Толстая, массивная деревянная доска, такая же, как на других окнах. Держится непоколебимо. Однако присев, увидел два забитых в стену металлических костыля, крепящих скобы, фиксирующие доску. Их легко смог вытащить рукой. Встал, попробовал подвигать подоконник, оказалось – это крышка. Легко и просто поворачивается на скрытой оси, открывая нишу в стене под окном. Точнее, ларь. Очень похоже, что когда-то он служил для хранения скоропортящихся продуктов. Пусть может использоваться только в холодное время, но всё-таки половину года работоспособен. Понятно, почему батарея не как в комнатах, под окном, а около двери чёрного хода. Я думал, небось, когда кухонную печь топили дровами, с ней батарея парового отопления была совсем лишней. А оказывается, её так поставили для того, чтобы она не нагревала холодильник.

Внутри ларя первой увидел затёртую женскую лаковую сумочку, в старое время ласково называемую ридикюлем, а сейчас – барахлом на выброс. Она лежит на кожаном, неплохо сохранившемся саквояже. Саквояж же стоит на небольшом фибровом чемоданчике. Все они довольно увесисты для своего размера. Больше в холодильнике ничего не нашлось.

Быстро отношу вещи к себе, закидываю в шкаф. Затем бросаюсь закрывать подоконник. Привожу более-менее к исходному виду, но хлопья краски из трещины выдают мою деятельность. Теперь понятно, почему тётя Поля вечно протирала тряпочкой свой стол и подоконник. Наметил себе – раздобыть эпоксидки и залить гнёзда костылей. Тогда их точно никто случайно не вытащит. А вот со щелями надо будет хорошенько подумать, как поступить. Прошпаклевать и закрасить? Можно. Но как объяснить это Грише? Он наверняка заметит такие изменения и заинтересуется.

Ладно, потом что-нибудь придумаю. Хотя, на мой пристрастный взгляд, щель вдоль рамы со стеклом широковата. И краска как-то странно там облупилась. Как можно такое не заметить? Впрочем, сколько лет никто на это не обращал внимания. Может, и обойдётся. Кстати, открывается крышка легко, значит, тётя Поля регулярно смазывала ось.

Не то я долго возился с уборкой, не то бабуси решили вернуться раньше и посмотреть, что я тут делаю, но заскрежетал древний звонок у входной двери. Я открыл, отрапортовал об отсутствии вторжений и скрылся к себе в комнату, а вернувшиеся соседки ещё долго ходили по коридору, делая какие-то свои дела. Вскоре пришла мама Розы, привела ребёнка из яселек. Затем появилась и сама Роза. Получается, что я еле-еле успел сделать дело до прихода соседей.

Если смотреть на улицу, то голова прохожего будет на уровне чуть выше нижнего края рамы. Именно для такого случая на окнах, кроме тюля и штор, сразу под форточкой вешают на верёвочках простые белые занавесочки. Ведь если в комнате горит свет, то тюль не задерживает нескромные взгляды, а шторы сложновато задёрнуть без щелей. Я убедился, что занавесочки задёрнуты, запер дверь на крючок, для полноты конфиденциальности включил телевизор и… вспомнил – со всеми хлопотами я так и не выпил чаю.

Интересно, какую болезнь мне диагностировали? Быть может, мазохизм? Сам себе оттягиваю момент изучения найденной захоронки. Или, может, просто боюсь начинать? Ладно! Чаю так чаю. Перекусить действительно хочется. Иду на кухню, кипячу воду, завариваю чай, наливаю большую бабушкину кружку, добавляю три ложки сахара. Всё! Больше нет поводов оттягивать осмотр.

Первым делом беру женскую сумочку. Открываю и вижу, почему она такая тяжёлая – наверху лежит револьвер, похоже наган. Хотя я в оружии особо не разбираюсь. Между прочим, заряженный, в барабане семь патронов. Под ним толстый вязаный шерстяной носок, плотно набитый мелочью. Я даже посчитал, там тридцать три рубля, монетами от копейки до полтинника. Рублёвых монет не было. Под носком, завёрнутая во фланелевую тряпочку, лежит пухлая пачка денег. Обалдеть – там две тысячи триста двадцать рублей, купюрами от трояка до четвертного. Сотенных, пятидесятирублёвых и рублёвых бумажек нет вообще. Откуда столько денег у пенсионерки? Хотя… Семьи у неё нет, всю жизнь работала. Даже на пенсии ходила убирать квартиры за деньги. Но две тысячи – это реально много. Ни писем, ни документов, ни фотографий в сумочке не нашлось. Только наган и деньги.

Очень полезная находка. Мне живые деньги нужнее любого золота. Почему про них не говорили? Наверное, в момент нахождения клада, в 1994 году, не придали купюрам значения, ведь они уже давно вышли из употребления и стали курьёзом. Наган явно рабочий. Смазанный, ухоженный. Наверное, из него и салютовали работяги, когда разбирали добычу.