Анатолий Дроздов: Штуцер и тесак

– Хранцузы нашу роту в лес загнали, – пояснил Пахом. – Много их было. Сидели там до темноты. Потом выбрались, а наших нет. Чичас догоняем.

Понятно… Ладно, с этим позже разберемся. Нужно заняться собой.

– Хочу зашить рану, – сказал я, указав на голову. – Поможешь?

– Дык, не умею, – растерялся Пахом.

– Я сам. Нужны игла с ниткой, бритва, чистая тряпица, вода, зеркало. Хорошо бы хлебного вина. Найдутся?

– Вино у каптенармуса, – почесал в затылке Пахом. – Спрошу.

Он ушел к стоявшей неподалеку фуре и вскоре вернулся с низеньким, плотным мужичком в мундире. Выглядел тот заспанным.

– Зачем вам вино, господин? – спросил хмуро.

– Для дезинфекции, – пояснил я и добавил, увидев непонимание на его лице: – Кожу вокруг раны смазать и иглу с ниткой в нем подержать. Мне мало нужно.

– Ладно, – сказал тот и ушел к фуре. Пахом устремился следом. Вернулся с жестяным стаканом от манерки [2] Манерка – фляга. Ее жестяной стакан надевался на широкое горлышко. , который бережно нес перед собой. Я забрал стакан у возчика и заглянул внутрь. Внутри болталось граммов пятьдесят прозрачной жидкости. Я понюхал – сивуха. Сгодится. Рядом с телегой нашелся тлеющий костерок. Я выкатил из него веткой уголек побольше, сдул с него пепел и примостил поверх поданную Пахомом иглу – из тех, что называют «цыганскими». Меньшей у возчика не нашлось, что не удивительно. Мундиры на солдатах из грубого сукна, такое тонкой иглой не проткнешь. Тем временем Пахом взял медное ведро и сбегал за водой. К его возвращению верхняя часть иглы раскалилась. Я смочил поданную возчиком тряпицу в воде, обернул ею пальцы, взял иглу за ушко, и уперся острием в ветку. Надавил. Игла легко согнулась – мягкое здесь железо.

– Пошто иголку спортил? – спросил Пахом.

– Не спортил, а приготовил, – ответил я и бросил иглу в стакан. Там коротко пшикнуло. – Сможешь сбрить волосы вокруг раны?

– Не сумлевайтесь, барин! – заверил возчик. – Я его благородие брил. Рука у меня легкая.

Не соврал. Забрав у меня влажную тряпицу, он протер ею кожу вокруг раны и в несколько взмахов опасной бритвы очистил от волос. Обошлось почти без боли. Вот и хорошо. Не то затянет волос в рану, прорастет внутрь – воспаление гарантировано. Я достал из стаканчика иглу, заправил в ушко нитку, и бросил их обратно.

– А сейчас потихоньку лей воду на рану! – велел, наклонившись.

Возчик подчинился. Осторожно действуя тряпкой, я смыл засохшую корку. Почувствовал, как побежала по щеке кровь. Ничего, это не страшно.

– Держи зеркало!

Наблюдая свое отражение в достаточно большом – в половину листа А4 – зеркале в деревянной раме (и как только нашлось?), я протер сивухой кожу вокруг раны и подцепил кончиком иглы кожу на одном ее краю, затем – на втором. Больно, млять! Зашипев сквозь стиснутые зубы, протянул нитку и стянул кожу первым узелком. Подняв с травы бритву, обрезал нитку.

– Давай я буду резать, барин! – предложил Пахом. – Ловчей выйдет.

Я молча протянул ему бритву. Дальше мы работали вдвоем. Стежок (больно, твою мать!), узелок, и бритва в руках возчика режет нитку. Теперь дальше… К концу этой пытки я чувствовал себя, как выжатая тряпка. Сил не осталось – все ушли на терпение. Похоже, что ругался не про себя, а в голос: вон Пахом на меня уважительно поглядывает. После процедуры болела голова, подрагивали руки, но дело сделано. Я протер грубый шов сивухой и обессиленно сел на траву.

– Дурно, барин? – спросил Пахом.

– Ничего, – ответил я. – Спасибо тебе, братец! Помог.

– Ништо! – махнул рукой с зажатой в ней бритвой возчик. – Тебе вино нужно?

– Нет.

Пахом подхватил стаканчик с травы и опрокинул его содержимое в рот. Смачно крякнул и оскалился, показав желтые зубы.

– Деготь найдется? – спросил я. – Березовый?

– Как не быть, – ответил Пахом.

– А масло?

Он задумался.

– То, которым ружейные замки смазывают, – пояснил я.

– У каптенармуса, – сказал Пахом.

– Нужно не больше ложки. И еще мел.

Мел у солдат этого времени должен быть – им пуговицы чистят.

Возчик кивнул и ушел к фуре. Я тем временем отер мокрой тряпицей кровь с лица, затем простирнул ее, плеснув воды из ведерка, и оторвал узкую полоску. Жаль, Пахом водку выпил – пригодилась бы. Не сообразил. Ладно, переживем. Деготь – неплохое средство против воспаления: на его основе Вишневский сделал свою знаменитую мазь, которая в Великую Отечественную много жизней спасла. Вторым компонентом мази стало касторовое масло. Но его даже смешно спрашивать – не завезли еще в Россию клещевину, из семян которой давят касторку. Негде взять и третий компонент [3] Ксероформ. . Будем делать из того, что есть.