Николай Ярыгин - Последний хранитель

И тут она заплакала, как плачет незаслуженно обиженный ребенок, громко, навзрыд, и такая тоска слышалась в этом плаче, меня словно окатили холодной водой. Я отбросил в сторону стол, за которым сидел, и ринулся на помощь девчонке, походя засветил локтем в грудь тому, кто ее ударил, и он приземлился на стол, разбрасывая тарелки, опрокидывая кувшины и кружки. Хорошо приложил ногой того, кто, согнувшись, вытаскивал девчонку, удар мне самому понравился, как у хорошего футболиста, того унесло куда-то к двери, он там и остался лежать.

Но зато собутыльники и одного, и другого пострадавшего, радостно заорав, накинулись на меня, и пошла веселуха. Удары я не сдерживал и отвешивал от всей души, бил руками, локтями, ногами, кто-то метнул кружку, и я не успел увернуться, она разбилась у меня на голове, и кровь стала заливать мне глаза. Тут я совсем озверел и метелить стал так, что народ летал по помещению, как бабочки в летний день. Мелькали какие-то мужики в блестящих одеждах, которые пришли на помощь моим соперникам, а так как я уже плохо видел, то я не стал их сортировать, отвешивал всем. Затем кто-то стукнул меня сзади по голове, и я погрузился в темноту.

Пришел в себя я тоже в темноте, лежа на какой-то соломе, и, на удивление, чувствовал себя я прекрасно, немного щипало лоб, я его потрогал, там оказались шишка и подсохшая рана. И у меня, на удивление, было прекрасное настроение, наверное, это я просто снял стресс, накопившийся за время моего перемещения, казни лекарки и понимания того, что теперь я в этом мире навсегда. Как ни делай спокойный вид, что все случившееся в порядке вещей, но от правды не уйдешь и сам себя не обманешь. Ни с того ни с сего оказаться в другом мире, тут и головой тронуться можно. Посидел, подумал и решил, что проблемы будем решать по мере их поступления, как говорится. И я снова растянулся на соломе, пытаясь уснуть.

Пришли за мной утром, два стражника открыли дверь и сказали, чтобы выходил, я вышел, и они повели меня по переходу и вывели на улицу. Потом завели в рядом стоящее здание в одну из комнат, в ней находился стол и в высоких креслах сидели несколько человек в мантиях. Сидящий в центре стола худой старик о чем-то переговорил с сидящими рядом, поглядывая на меня, затем что-то прочитал в лежащей перед ним бумаге и поднял на меня глаза.

– Ты кто такой, назови себя, чем занимаешься и почему ты устроил драку, – наконец проскрипел он, глядя на меня водянистыми навыкате глазами.

– Зовут меня Сергей Дешин, в настоящий момент кое-чему обучаю гвардейцев герцога Лари Сальмери по его пожеланию.

Сидящие за столом переглянулись, главный откашлялся.

– Хм-м… это мы проверим.

И после этих слов сидящий с краю, наверное, какой-то мелкий клерк, выскочил за дверь.

– Ты почему устроил драку, или ты был так пьян, что ничего не помнишь? – продолжил старик нагнетать.

– Я заступился за избиваемого ребенка, тем более девочку, – принялся объяснять, что заступился за девчонку подавальщицу и что был абсолютно трезв.

– Ты заступился за простую подавальщицу и говоришь, что был трезв. Она что, твоя любовница, какое тебе дело до какой-то серой мыши? И ты со спокойной совестью убил четверых горожан, да и еще трое вряд ли выживут, и покалечил шестерых стражников всего лишь потому, что эта девка плакала? – старик вылупился на меня с недоумением. Я пожал плечами.

– О развитом обществе говорит то, как оно относится к детям, если оно заботится о них, думает об их будущем, значит, это цивилизованное и развитое общество, потому что дети впоследствии все равно получают мир в свое пользование. И каким им его оставят, с какими нравственными устоями, зависит от тех, кто их воспитывал – родителей, правителей и просто окружающих их людей.

– Ты будешь мне рассказывать, как строить общество, да я… да ты… если только от герцога никто не придет, завтра тебе отрубят голову. Почему он не в кандалах, почему, я вас спрашиваю?! – завизжал старик, наливаясь синевой. Потом он вдруг закашлялся, посинел еще больше и упал лицом на стол.

Я всегда делал нелогичные поступки, вот и сейчас бросился к столу, растолкав остальных членов судилища, взгромоздил деда на стол и принялся делать ему массаж сердца. Через некоторое время сердце неуверенно стукнуло раз, затем еще раз, дед вздохнул, бледность стала отступать, и лицо стало розоветь.

– Его надо осторожно отправить домой и срочно показать лекарю.

Я вернулся на свое место, пока все бегали и суетились, стражники даже слова не сказали, только посматривали на меня осторожно.