Роман Злотников - Землянин

Ник поднялся на платформу и вихляющей походкой любителя «дури» двинулся в тот конец, рядом с которым располагался короб со спрятанными терминалами. Судя по тому, что пока здесь не было ни одного человека, его кабель до сих пор не обнаружили. Ну да в том бреде сумасшедшего, который представлял из себя местный узел, это было немудрено. Техник средней квалификации мог прокопаться, разыскивая нужное соединение сутки, а то и двое. Уж слишком все было запутано… Минут пять, пока не подошел поезд, Ник боролся с собой, уговаривая забыть об этих деньгах. В конце концов, даже с легальным заработком он остался в прибытке. Более того, можно пойти тем путем, о котором все говорили. Ну, слегка модифицировав его. Так, если он проиграет пару следующих боев, его рейтинг опять опустится. Так что есть все шансы догнать ставки до уровня где-то четыре к одному. И если все пройдет по запланированному, то он сможет совершенно легально заработать на инженерную наносеть уже через пару недель. Здесь же у него нет никаких шансов если и не забрать деньги, то, как минимум, уйти неузнанным. Уж что-что, а выяснить, какие аккаунты ошивались на платформе монорельса в это время, людям, сумевшим вычислить физическое местоположение обезличенных терминалов, с которых пришли ставки, должно быть — раз плюнуть. Но… есть разум, и есть эмоции. И как раз они у человека очень часто превалируют. Хотя Лакуна всегда говорил, что именно и только разум отличает человека от животного, ибо эмоции присущи и первому, и второму в равной мере, а разум имеется только у второго. Поэтому если ты хочешь действительно быть , а не всего лишь считаться человеком, то должен научиться обуздывать эмоции и поступать так, как требует от тебя разум. А все призывы типа: «Голосуй сердцем», «Лучше умереть свободным, чем жить на коленях» или «Главное — это любовь», обращенные именно к человеческим эмоциям, а не к разуму, — суть разводка для лохов и ничего более. Но сейчас, в этот момент, Нику стало… обидно. Жутко обидно. Настолько, что он не выдержал и… поддался-таки этой эмоции. Вследствие чего в тот момент, когда к платформе с легким шипением подошел вагон монорельса, Ник спрыгнул с платформы и двинулся к коробу с терминалами.

Сначала ничего не произошло. Нет, то, что некий нарик спрыгнул с платформы и двинулся куда-то вдоль путей, ошивающиеся на платформе громилы засекли. Но никак на это не отреагировали. Как, кстати, и на то, что он открыл короб с контроллерами и что-то оттуда вынул. Ну мало ли что у него там? Может, нычка с «дурью». Так что когда Ник, сунув оба терминала в боковой карман сумки, чтобы не перепутать их с пустыми, взобрался обратно на платформу и двинулся к вагону, вокруг все еще было тихо. А вот когда двери вагона дрогнули и начали смыкаться, из-под платформы послышался дикий вопль:

— Он их забрал!

Торчавшие на платформе громилы вздрогнули и завертели головами. А спустя секунду взоры четверых из них скрестились на фигуре Ника, так и замершего внутри вагона возле закрывшихся дверей.

— Вон он, сука, вон он! — заорал тот, что стоял ближе всех, и рванул за начавшим движение вагоном. Уцепившись за дверь, громила попытался раздвинуть ее створки. Это ему удалось. Но едва только он дернулся внутрь, как нарвался на профессионально проведенный прямой в голову, от которого его вышибло из вагона, как пробку из бутылки, попутно сильно приложив об угол ограждения монорельса, поскольку набравший скорость вагон уже выскочил за пределы платформы.

Избавившись от непосредственной опасности, Ник быстро огляделся. Больше никто в вагон заскочить не успел. Да и народу в нем изначально было весьма негусто. Человек восемь. Ник внимательно оглядел каждого, но, похоже, все были местными и ждать от них неприятностей не следовало. Ибо первый же закон, который усваивают люди, живущие в таких местах, как Помойка или Трущобы, в русской интерпретации звучал как: «Моя хата с краю». Так что Ник просто поднял руку и несколькими ударами разнес пару еще горевших на этом конце вагона плафонов освещения, после чего уселся спиной к салону и, достав обезличенные терминалы, занялся делом. Вычислят его или не вычислят — это еще бабушка надвое сказала, а вот обезопасить себя от отслеживания через транзакции стоило по-любому.

Два часа Ник мотался по разным уровням Флинске, пересаживаясь на ветки монорельса и стараясь, чтобы информация о транзакциях с обезличенными терминалами была максимально географически разбросана. Но когда он наконец-то совершил последнюю транзакцию, переведя деньги на свой счет, на его аккаунт пришло сообщение, показавшее, что все его усилия были совершенно бесполезны. Оно гласило: «Я бы посоветовал вам, молодой человек, вернуть мои деньги». Получив его, Ник некоторое время просто сидел, тупо глядя куда-то в пространство и не имея сил даже на то, чтобы обозвать себя хотя бы жадным дебилом, а затем поднялся и подошел к дверям замедлившегося вагона. Деньги уже были у него на счете, только вот Ник не был уверен, что это хорошо. Скорее, наоборот. Если бы он просто ограничился легальным выигрышем, то у него имелся вполне реальный шанс сохранить как минимум сорок три с лишним тысячи лутов. Но, поскольку он бросил вызов «серьезным дядям», они вполне могли решить наказать его за это. Что, как минимум, означало потерю всех денег. А как максимум… об этом лучше было не думать. Черт, уже сколько раз Ник убеждался, что Лакуна всегда прав! И какого дьявола ему надо было поддаваться собственной обиде и жадности? Ведь знал же, что все так и будет…