Елена Рудакова - Девятиэтажка

Вадим бросил взгляд на Анин дневник и вспомнил её сетования о том, она уходит из жизней людей, ничего не оставляя взамен. Как будто она боялась не оставить гештальта в сознаниях исчезнувших из поля видения друзей и любимых.

– И всё вокруг, – Вадим обвёл рукой комнату, – только в моём воображении?

– Кто знает, – Хрущёв меланхолично жевал.

– Может быть, я умер? – Вадим осмотрел свои руки, будто опасаясь увидеть на них трупные пятна.

– Мы все мертвы с рождения в некотором смысле.

– Твои объяснения не помогают, чувак. Ты давно з десь? Чем занимаешься всё время?

– Обычно просто… наблюдаю. И наслаждаюсь жизнью. Но это когда удаётся найти что выпить на кухне.

Тут вновь послышались стуки со стороны комнаты Эльдара. Вадим подскочил на месте, а Хрущёв неторопливо поднялся, осмотрелся, и найдя новую вазу, на этот раз хрустальную, разбил её о край стола, сделав себе уродливую «розочку».

– Про этого господина ты говорил, как про суициднувшегося друга? – уточнил Хрущёв.

– Да. Валим отсюда.

– Стой. От гештальтов нельзя убегать. Поэтому я и вернусь в квартиру 144.

– Что за бред? Почему нельзя?

– Единственный способ избавиться от гештальта – встретиться к ним лицом к лицу. И победить его или умереть.

– Но мы можем выиграть время, если уйдём! У меня руки почти не двигаются!

Несколько тяжёлых ударов – и стул, не выдерживая, отлетает, а дверь повисает на одной петле. Эльдар неторопливо заходит в комнату, покуривая сигарету. Вадим вспомнил, что при жизни бесило его пуще всего в товарище – привычка не гладить рубашки. Вот и теперь Эльдар вышел в до смерти измятой серой рубашке.

«Если бы я выбирал самые яркие черты для создания гештальта Эльдара, – подумал Вадим, – то это определённо оказались бы мятая рубашка и бесконечные сигареты».

– Он нереально сильный, – сказал Вадим, до сих пор ощущая сильные пальцы Эльдара на шее.

– Как и все гештальты, – заметил Хрущёв.

Помедлив с секунду, Эльдар присел и прыгнул на Вадима. В полёте его живот встретился с «розочкой» Хрущёва, но это не помешало Эльдару смачно вмазать Вадиму кулаком по лицу. Отлетев на кровать, тот упал на Аню, отчего та очнулась. Вцепившись в волосы парня, Аня обхватила его ногами и как будто пыталась задушить. Хрущёв тем временем воткнул сломанную вазу Эльдару в живот и пытался прокрутить, выжимая кровь из гештальта.

– Я здесь рассудил, – спокойно сказал Хрущёв, – что идея побега совсем недурственна.

Воспользовавшись тем, что Эльдар отвлёкся на глубоко воткнутую острыми краями в живот вазу, Хрущёв метнулся к кровати, молниеносно ударил Аню коленом в голову, схватил Вадима за руку и поволок на выход. Они оказались снова в квартире Аниных родителей, и Вадим, помня, как поступала девушка, подставил под ручку двери стул.

– Эх-ох, ненадолго поможет, – покачал головой Хрущёв, хрустя костями шеи.

– Куда нам идти? – был на грани истерики Вадим. – В новую квартиру? Где повторится то же самое? А что, если выпрыгнуть в окно?

Он выбежал в гостиную на балкон. За стеклом простирался плоский пейзаж Ессентуков. Аня жила совсем недалеко от его дома, и отсюда можно было увидеть школу, куда они оба ходили. Вадим попытался открыть окно, но рама не поддавалась. Трясущиеся руки подводили парня, ладони потели, и ручка выскальзывала.

– Дай помогу, – предложил Хрущёв и легко распахнул окно на балконе.

Вадим полной грудью вдохнул свежий курортный воздух, протянул руку, чтобы ощутить свежий ветерок и… наткнулся на стену. Вид из окна оказался нарисован на стене в тридцати сантиметрах от окна.

– Какого?.. – не верил Вадим, ощупывая идеально гладкую стену и приближаясь к ней лицом, чтобы разглядеть малейшие детали вида, так искусно напечатанные, что невозможно было разглядеть отдельные пиксели. – Как отсюда выбраться?

– Я не знаю, – спокойно ответил Хрущёв. – Там, кстати, гештальты вырываются, пора ливать.

– Это как в фильме… – щёлкал пальцами Вадим, пытаясь вспомнить.

– Шоу Трумана? Да, молодец, вспомнил. А теперь бежим: твои знакомцы бешеные.

На площадке между квартирами беспокойно мерцала лампочка Ильича. Из квартиры 144, где проживал притон Хрущёва, доносились голоса, весело распевающие в караоке песни Лободы. Билась посуда, трещала мебель, визжали люди.

– Вот где ад, – заметил Вадим. – Я бы умер после получаса.

– От передоза? – уточнил Хрущёв. – Или ты социофоб и умер бы от принудительной социализации?

– От Лободы.