Виктор Тюрин - Ангел с железными крыльями

– Скажите, а режим термообработки…

В этот самый момент вмешался Иконников:

– Николай Тимофеевич, мы же с вами договорились! Все разговоры за столом, за стаканом горячего чая.

– Договорились, договорились, – недовольно пробурчал профессор химии, отступая в сторону, с весьма недовольным видом. – Я только…

Иконников замахал на него руками, и Пороховщиков, что-то бурча про себя, скрылся в проеме двери, ведущей в столовую.

– Никакого с ним сладу нет последнее время. Сам на себя стал не похож. Одна надежда на вас, Сергей Александрович. Угомоните наконец этого старика.

– Вы мне обещали телефон антиквара. Вы помните?

– Сейчас прямо вам и отдам, а то забуду, – он порылся в кармане жилетки и протянул мне визитную карточку. – Звоните ему на работу. У него кабинет при магазине и там же хранятся все его записи. Он будет рад поговорить с вами. И идемте, наконец.

Как я и предполагал, тихого чаепития не получилось. За столом говорил только один человек. Николай Тимофеевич Пороховщиков. Проведя ряд экспериментов, которые по большей части подтвердили правильность моих слов, он желал знать, откуда мне стало известно об этом сплаве.

– О каком сплаве вы говорите? Ничего такого не помню! Вы точно уверены, что это я вам о нем рассказал?

Тут оба профессора вытаращили на меня глаза. Сейчас они даже были у них не круглые, а квадратные, от изумления. Я же продолжал ковать, пока горячо:

– Честно говоря, я об этом вам раньше должен был сказать, господа. У меня время от времени появляются провалы памяти.

При этих словах я сделал самые честные глаза, на которые был способен. Первым пришел в себя Иконников:

– Вы не помните того, что рассказали об этом металле… как его…

– Не о металле, а о сплаве мы говорим, – подправил своего приятеля профессор химии. – Вы его еще тогда назвали дюраль, Сергей Александрович.

– Тогда? Простите меня, господа, но, честное слово, не знаю о чем речь. Мне очень неловко, но вы меня премного обяжете, если мы больше не будем об этом говорить.

Если Антон Павлович смотрел на меня с жалостью, то его приятель, похоже, начинал злиться.

– Этому господину, видите ли, неловко! Антон, ты только на него посмотри! Он же просто увиливает от ответа!

– Друг мой, не горячись ты так! А если все так и есть, как говорит, Сергей Александрович! Мозг ведь…

Я встал.

– Господа, извините за то, что принес вам беспокойство. Разрешите мне откланяться.

– Погодите, Сергей Александрович! – вскочил вслед за мной со стула хозяин квартиры. – Не обижайтесь на нас, ради бога! Я вам искренне верю! А Николай пусть так и остается Фомой неверующим!

– Я не обижаюсь, Антон Павлович. Просто говорить о том, чего не помню… – при этом я специально затянул паузу.

Пороховщиков, лишенный поддержки, и уже начиная чувствовать себя виноватым, в свою очередь, сделал попытку извиниться.

– Гм! У вас давно такое… происходит?

– Да нет. Сцепился с разбойниками, а один меня гирькой на цепочке приголубил.

– Так это тогда случилось?! – ахнул Иконников. – Голубчик вы мой! Почему вы сразу не сказали?!

Пороховщиков теперь уже с удивлением посмотрел на своего приятеля.

– Я же тебе об этом рассказывал! Сергей Александрович Машеньку тогда спасал! Да вспомни: ты мне еще сказал, что мне пора приключенческие романы начать писать!

Затем на еще не опомнившегося Пороховщикова был обрушен энергичный и красочный пересказ хозяина квартиры про чудесное спасение его племянницы. После чего подозрительность Пороховщикова постепенно увяла и, хотя был менее доверчивым, чем его давний друг, но даже он проникся ко мне сочувствием, что было видно по его взглядам. О моем гениальном прозрении больше не вспоминали. После пространного разговора ни о чем и двух чашек чая я наконец распрощался и ушел.

Придя домой, я посмотрел на часы и решил, что время не самое позднее и можно позвонить антиквару. Так и сделал, в результате чего мы договорились о встрече завтра вечером в его магазине.

Укутанный в белые одежды Петербург, несмотря на холод и густой снег, стал для меня прообразом родного дома. Нет, я не воспылал к нему горячей любовью, просто стал относиться к нему как месту, куда всегда могу вернуться. На пересечениях улиц я несколько раз проходил мимо разведенных костров, которые как островки тепла, охраняемые городовыми в занесенных снегом шинелях, сулили тепло и приют бездомным и случайным прохожим. Из снежной завесы то появлялись, то скрывались за ней освещенные витрины магазинов, яркий свет ресторанов и приглушенный шторами свет, идущий из окон квартир. Проезжающие мимо экипажи и автомобили скользили темными тенями на белом фоне зимней ночи.