Андрей Караичев - Кулуары времени

Наконец, гвоздь программы – серо-голубые очи и белые волосы… на самом деле – русые, но это становилось понятно, лишь когда они отрастали подлиннее, если постричь под «ёжика», тогда Григорий казался несведущему наблюдателю именно блондином. Короче, «истинный ариец», – это придавало веса в группе неонацистов. Кстати, Затейник очень похож на своего дедушку в юности, что легко определить, посмотрев старые фотографии. Сейчас, конечно, старика сильно изменили годы: из-за сутулости он казался гораздо ниже, сделался абсолютно седым (привычка ухаживать за причёской по-прежнему сохранилась, никогда не выходил из дома без карманной расчёски), глаза помутнели, утратив характерный для их рода голубоватый оттенок, оставив лишь серость и отражение тяжёлой жизни; лицо усеяно морщинами, весьма необычными, маленький Гриша любил вглядываться в них, пока дедушка спал, – искал совпадения со знакомыми вещами (аналогично облакам).

Всё же последним «гвоздём в крышку гроба» терпения Глеба Семёновича стал не мерзкий наряд внучка со свастикой… пошатнуло сильнее заявление оного:

– Мне никогда не нравилось присвоенное вами имя – «Гриша», отныне зовите меня – Герман, в честь Геринга!

К счастью, пережил дедушка сердечный приступ, да с внуком больше не разговаривал… совсем! Обычно нет-нет, потихоньку отходил, оттаивало сердце ветерана, прошедшего ад войны к своему непутёвому воспитаннику… столь же глубоко проникающего оскорбления, простить никак не мог.

– «Ну и ладно!» – рассуждал Григорий (ой, Герман), – необходимое я от тебя всё-таки узнал! Скоро сбудется давняя мечта… земля подсохнет, исполню задуманное и тогда обрету небывалый авторитет среди братьев-арийцев!»

Имел Глеб Семёнович неприятную особенность, вернее, нарушение психики вследствие полученной на фронте контузии – разговаривал с невидимым, давно погибшим товарищем. Старик осознавал – это галлюцинация; сумел свыкнуться с ней за полвека, к врачам не обращался, так и жил с незримым для других попутчиком. Затейник-старший скрывал недуг от окружающих, даже самых близких людей, а любимый внук, ещё в детстве, прознал про недостаток дедушки: тот, выпивший после гибели родителей Гриши, выдал себя перед ним.

Пожилой человек отказался от предложенной в больнице госпитализации и вернулся домой тем же вечером, как его забирала «Скорая» после крайнего спора с внуком (насчёт Геринга). Ветеран пребывал в состоянии спутанного сознания, наверное, побочный эффект от поставленного врачами укола или просто заполучил сильное потрясение после выходки Гриши… неважно.

Перевалило за полночь, «Герман» искусно притворялся, что крепко спит; старик, выйдя в кухню с керосиновой лампой, так как в Железняках электричество выключали практически каждую ночь весной 93 – го, принялся тихо беседовать с невидимым попутчиком жизни. Жаловался тому на бардак в стране, мол, – «Рухнули все идеалы, за что мы вместе проливали кровь; по земле, с которой громадной ценой изгнали проклятых нацистов, снова звучат фашистские приветствия (больше похожие, правда, на римские), пошла в оборот их бесчеловечная символика».

Григорий, бесшумно выбравшись из постели и, стараясь почти не дышать, простаивал возле кухонных дверей, в надежде подслушать из галлюцинации ветерана полезное для себя, то, о чём дед мог рассказать лишь незримому приятелю. Повезло!.. неонацист аж не поверил сразу своей удаче – узнал!

– И не говори! – Продолжал Глеб Семёнович отвечать на вопросы несуществующего друга, – с ума сошли все! Я, знаешь, чего опасаюсь? – Дедушка затих, очевидно, «товарищ» ему отвечал в этот момент, – правильно, да! Мародёры… или как они себя величают – «чёрные копатели», осквернили уж, посчитай, всё в округе! Оружие ищут, барахло немецкое, кресты железные… хорошо, не знают, ироды, про гиблое поле. – Снова замолк ветеран, – нет, не думаю! Мало кто уцелел там тогда, свидетелей почти не осталось! Забыто, что фрицы наступали и с той стороны тоже… живой один полицай с нашего посёлка остался, тот помнит… но Федя и под пытками не расскажет, о событиях на проклятом месте в сорок втором. А если и полезут мародёры туда… нет… исключено! Не должны. Там закуток неприглядный, ещё слухи о радиации… сыро слишком, мусора набросали много, и опять же – ничто не говорит о былых боях на гиблом поле. Тщательно мы после войны его подчистили.

«Наконец-то! – ликовал Григорий, вернувшись в постель, – дед проговорился, где ещё можно покапать! Скорее бы потеплело, добуду себе артефактов!»

Читать дальше