Алиса Атарова - Tempus

Мэтью еще целую минуту стоял, боясь пошевелиться, пока в доме не заглохли шаги. Затем он резко захлопнул хлипкую дверь и сорвался с места, не разбирая дороги. Его единственным желанием было оказаться как можно дальше отсюда. От страха он мгновенно протрезвел, и ноги его остановились только тогда, когда юноша стал задыхаться от бега, а в боку принялось колоть. Он остановился, сгибаясь и задыхаясь от бега. Вся его спина была мокрой – от страха ли или от бега, он бы самому себе не мог сказать.

Отдышавшись и немного придя в себя, он огляделся. На смену страху пришло раздражение от собственной глупости и сердобольности. Не то, чтобы он был готов помочь всем и каждому, но калеки, больные и им подобные вызывали у него жалость пополам с отвращением, и стыдясь этого отвращения, он бросался помогать даже тогда, когда его не просили. Например, сейчас никто не просил его соглашаться и провожать этого безумца, а ноги все равно понесли его туда. К сожалению, Мэтью никак не мог понять, что, стремясь не прослыть плохим человеком, хорошим он тоже автоматически не становился. И испытывать отвращение к болезни и уродству вполне естественно, хотя, разумеется, никто вам об этом не скажет. Но таков уж человек – он любит смотреть на красоту и воротит свой нос от уродства. Уродство возбуждает любопытство, отвращение, священный ужас и внутренний трепет, которые, смешиваясь со стыдом, образуют гремучую смесь, и не всякому человеку под силу вынести ее без угрызений совести.

Постаравшись абстрагироваться от произошедшего ранее, Мэтью принялся обдумывать, как добраться до дома. Желание идти пешком начало пропадать у него еще тогда, когда он шел с Аароном, а теперь и вовсе исчезло без следа. Молодой человек поежился от весенней прохлады, достал из кармана кошель, пересчитывая деньги. Не густо – чтобы снять кэб, ему придется хорошенько поторговаться. Он решил пройтись еще немного, пока не замерзнет настолько, что дальше идти просто не сможет (тут он, конечно, обманывал сам себя – вряд ли он бы упал от холода посреди улицы). В этот час улицы в Ист-Энде еще были полны, но покинув его и двигаясь вдоль Темзы, он встречал все меньше прохожих. Большинство предпочитало сидеть вечером по домам в тепле, а спустя некоторое время Мэтью осознал всю мудрость этого решения: ему на нос размашисто упала капля. Он задрал голову, с неудовольствием глядя на него – начинался дождь. Юноша ускорил шаг, оглядываясь по сторонам в поисках кэба, но как это всегда бывает с транспортом: только что его было вокруг полно, но стоило ему тебе понадобиться, как он пропадал.

Мэтью прикрыл голову сюртуком, спасаясь от больших капель, с силой замолотивших по мостовой, но это не сильно ему помогло. Как назло, это был не обычный небольшой дождик, а настоящий ливень, неизвестно откуда взявшийся – ведь весь день до этого было солнечно! Словно в наказание за то, что лондонцы расслабились и наконец-то поверили, что в городе может быть хорошая погода, та тут недовольно обрушила на них грозу.

Мэтью встал под навесом какой-то лавки, высматривая кэб. Правда теперь он сомневался, что какой-нибудь кэбмэн захочет его взять – он промок насквозь и представлял собой жалкое зрелище. Наконец ему удалось остановить какой-то экипаж.

– Маловато, – цокнул языком мужчина, держащий над головой зонтик и без тени жалости глядя на промокшего парня.

– Я дам еще, как доедем, – пообещал Мэтью, дрожа от холода.

– Ладно, – сжалился тот, пуская его в коляску. Мэтью с удовольствием забрался внутрь, и лошадь звонко застучала копытами по мостовой. Кэбмэн вел очень аккуратно, чтобы та не оступилась, да и из-за дождя видимость ухудшилась до минимума. Слушая дождь, стучащий по крыше, молодой человек подумал, что он бы довез клиента в разы быстрее, но жаловаться в такой ситуации было нечего. Спустя некоторое время, когда убаюканный мерным шагом лошади Мэтью задремал, экипаж наконец остановился. Он встрепенулся и выбрался наружу.

– Сейчас, – он бросился к дверям особняка и застучал по ним. Кэбмэн подозрительно следил за ним. Долгое время никто не отвечал, но затем в окне вспыхнул свет, и он увидел недовольное лицо дворецкого. – Мистер Колсби, это я!

– Кто я? Свои все дома сидят, – глухо донеслось с той стороны окна.

– Полно вам шутить, – стуча зубами, сказал Мэтью. – Это я, Мэтью.

– Ах, Мэтью, – радости в голосе не прибавилось. Защелкали замки на двери, и та медленно отворилась. На пороге стоял мистер Колсби в халате. Мэтью тут же шагнул вперед, вставая в проеме.