А перед самым отъездом по психике советского человека был нанесен еще один удар. Мсье Жерар подарил нам визит в «Мулен Руж». Аленка все представление просидела пунцовая, но глазки при этом сверкали, что твои звезды. А уж какие она бросала на меня взгляды… Но, увы, ночевали мы в разных комнатах. Она – с папой, а я с дедом.
Возвращение в Москву было омрачено хреновой погодой, из-за которой нам пришлось почти сутки просидеть безвылазно в Шарль-де-Голле. Увы, в настоящее время самолеты не умели садиться при низкой облачности и уж тем более дожде. Так что по причине плохой погоды можно было зависнуть в аэропорту вылета на многие часы, а то и сутки. Выехать же из аэропорта было нельзя. Во-первых, у нас уже закончилась виза, так что нас бы просто никто не впустил обратно на территорию Франции, а во-вторых, у нас уже совсем не было денег. Все было спущено подчистую…
Предложение мсье Жерара дома никого не заинтересовало. Поэтому ни на Парижский марафон, ни куда-то еще я больше не поехал. Так что жизнь постепенно вошла в обычную колею – утренняя пробежка вдоль Невы, универ, легкая тренировка, три-четыре часа за пишущей машинкой. В феврале я выцыганил в военкомате направление на курсы подготовки водителей в ДОСААФ. Ну и установил кое-какие дополнительные контакты. Чтобы мне подтвердили ту самую приписку, которую дали еще дома. Ну его на хрен, эту войну… А в марте снова приехала Аленка, и мы с ней, кроме всего прочего, пробежались по кабинетам нашего факультета, где я представил ее как свою невесту и их будущую студентку, ненароком помянув, что по возвращении из армии собираюсь продолжить учебу именно в ее группе. Где бы и в каком бы университете или институте она ни находилась… А что – я гордость универа и факультета или как? Хотят меня и дальше видеть в своих рядах – пусть поспособствуют. В это время в универе как раз проходили «Дни открытых дверей», так что специально искать и договариваться о встрече ни с кем не потребовалось.
Ну а в середине мая, как я уже упоминал, мне пришла повестка…
– Так, призывник, ты кто?
Я поднял взгляд. Передо мной, слегка нависая, возвышался дюжий мужик в обычном полевом ПШ с погонами капитана. Но отчего-то с парашютиками с крылышками на петлицах. У ВДВ ж своя форма – ну такая, чтобы майка-тельник была уголком видна. Или я что-то путаю?
– Марков Роман, товарищ капитан! – бойко ответил я, подскакивая. Армейские привычки сработали раньше, чем мозги. Капитан окинул меня удовлетворенным взглядом.
– Так, команда какая?
Я ответил. Капитан нахмурился:
– Так, иди за мной, – после чего повернулся и двинулся куда-то в глубь коридоров.
Петляли мы не очень долго. Пара поворотов, и мы ввалились в какой-то кабинет, в котором сидел старшина сверхсрочник. Ух ты! А такие что, еще остались? Их еще не всех в прапоры переаттестовали?
– А ну-ка покажи личное дело вот этого гвардейца? – приказал ему капитан. Прапор недовольно покосился на него, но не стал ничего возражать. Только буркнул мне:
– Имя, фамилия, команда…
Я назвался. Он порылся в своих завалах и выдал капитану папку. Тот заинтересованно раскрыл ее и углубился в чтение.
– Фьюи, – присвистнул он через пару минут, после чего уставился на меня плотоядным взглядом. – Пойдет. Оформляй мне этого взамен заболевшего!
– Но, товарищ капитан… – вскинулся прапор.
– Что такое?! – взрыкнул тот. – Забыл, какая у меня команда? А ну шевелись давай!
И уже через два часа я вместе с двумя десятками таких же стриженых пацанов трясся в электричке Ленинград – Псков, потихоньку занимаясь осознанием факта, что все мои усилия оказаться подальше от этой никому не нужной войны пошли полным прахом…
На КМБ [10] Курс молодого бойца – уже давно не являющееся официальным, но довольно распространенное название учебного курса, который призывники проходят перед присягой.
нас привезли в полевой лагерь неподалеку от деревни Череха. Здесь на постоянной основе был дислоцирован один из полков семьдесят шестой гвардейской воздушно-десантной дивизии, которую все называли Псковской. Так что оснащение и содержание учебного пункта для новобранцев повесили на шею именно этой части. Но жили мы совершенно отдельно – в палатках.
Как выяснилось, для десантника я, со своими ростом, весом и размерами, все-таки оказался крупноват, зато мой студенческий статус и полный набор открытых – от «А» до «С», категорий в водительском удостоверении привели к тому, что я был отобран для дальнейшей учебы на сержанта-водителя. Но откомандировывать меня туда должны были только после полного прохождения КМБ, или, как это сейчас называлось, учебного пункта, и принятия присяги. Как, впрочем, и всех остальных, кто был отобран для обучения по каким-то более сложным воинским специальностям.
Читать дальше