Никита Шарипов - Иной мир. Побег в никуда

Я решил выстрелить. Попаду в глаз, значит, прострелю мозг. Если он, конечно, там имеется.

Автомат толкнул в плечо. С глушителем не слишком громко получилось, терпимо.

В глаз я, что удивительно, попал. Попадание автоматически включило отбойный молоток – так кричит разозлившийся многоног. Стрекочет, если выражаться правильно. В щель просунулись сразу две ноги и принялись крушить камень. Рёв поднялся оглушающий.

– Зря! – прокричал Булат. – Так он ещё дольше успокаиваться будет.

Минуты две орал адский многоног, и крошил каменный пол кармана крепкими и острыми ногами. Мельтешили они с поразительной скоростью, дробя квадрат размером метр на метр в пыль и при этом оставаясь целыми. Прочности им не занимать.

Многоног успокоился резко. Ноги пропали в темноте лаза, оставив на полу кармана две глубокие борозды. Сложилось ощущение, что членистоногое было вытянуто наружу силой. Точнее, оно не ожидало, что его начнут тянуть за хвост, и попыталось удержаться просунутыми в карман конечностями. Думаю, что другими конечностями насекомое тоже цеплялось за каменный пол пещеры.

– Его кто‐то вытянул! – Боков обеспокоенно вскочил, подхватил с пола рюкзак, автомат и, врубив фонарь, принялся освещать лаз. – Сань, кто у нас по силе превосходит многонога?

– Из пещерных никто, – не задумываясь ответил Бодров. – Из наземных бругар посерьёзнее будет или гориллоид, но первый в пещеру не полезет, а второй в этих краях не водится вроде бы. Не знаю, кто его вытащил. Может, ещё один многоног объявился? Они ведь жрут друг друга… Тишину поймали, слушаем!

Я прислушался. Из щели не доносится никаких звуков, кроме еле слышного журчания воды. Фонарь пользы приносит мало, в том пространстве, что освещает, пусто.

– Берсерк многонога как за здрасьте уложить может, – сказал Булат. – Берсерки по пещерам гулять любители.

– Кто такой берсерк? – тут же спросил я.

– Это медведь, – ответил Боков. – В пещере ты встретил отшельника, помнишь? Есть ещё берсерки, эти тоже одиночки, но на месте не сидят. Убийцы из них отличные. Кто рискнёт высунуть голову наружу и посмотреть?

Я головой показал, что выходить не намерен. Булат и Саня сделали то же самое. Андрюха устало вздохнул и, направившись к проёму, пробормотал:

– Кому, как не мне, это делать…

Если многонога уделал некий берсерк, то я сойду с ума. Ну не может он нам встретиться в этой пещере. Слишком много встреч для столь непопулярного места. Этот мир что‐то сложное, но к тому же это сложное слишком предсказуемо. Порой начинает казаться, что нахожусь в компьютерной игре. В интересной, хорошо реализованной, но игре. Возможно такое на самом деле? Не знаю, но поверить готов во многое.

Пробыв в пещере секунд пять, Андрюха позвал нас:

– Выходим, не боимся, тут относительно безопасно.

Первым выйти наружу рискнул Бодров. Следом за ним в щель пролез я и обомлел. Нет, этого точно не может быть!

Многоног, пытавшийся добраться до нас и сожрать, лежит в нескольких метрах от щели, ведущей в карман. Его ужасная голова отрезана и валяется в жёлобе, по которому течёт ручей. Лишившееся головы тело разрезано в районе брюха, и на пол пещеры вывалилось всё его содержимое. Ядовито‐жёлтая слизь и останки каких‐то животных, не успевших перевариться. Слизь шипит и понемногу разъедает пол пещеры. Воняет жутко, тухлятиной вперемешку с кислятиной. Лютая смесь в брюхе у многонога хранилась.

Сдержав первые рвотные позывы, я приблизился к стенке пещеры, упал на колени и принялся освобождать желудок. Неприятное это занятие и болезненное к тому же.

– Воды? – спросил Булат и протянул мне пол‐литровую бутылку.

– На голову… – пробормотал я и, немного переместившись, наклонился.

Помывшись, всё же попил, предварительно прополоскав рот. Каждый новый вдох воскрешает тошноту, нужно срочно выйти на поверхность.

– Под язык закинь – сказал Андрюха, протянув мне небольшую зелёную пластинку. – Это местная травка, что‐то вроде мяты, если по вкусу судить. Бодрит, убивает тошноту и отключает обоняние, до завтрашнего дня нюхать ты будешь неспособен.

Закинув пластинку под язык, почувствовал мятный вкус, а затем появилось ощущение, что рот под завязку набили концентрированной мятой. Онемело всё: зубы, десны, язык, нёбо, нос и, кажется, даже лоб. Способность чувствовать запахи отключилась. Способность чувствовать вкус, кроме мяты, скорее всего, тоже. Пусть будет мята, согласен.

– Где ты раньше был? – с трудом спросил я.