Дженнифер Бенкау - Ее темное желание. Царство теней. Книга 1

– Мне нужно уйти на пару дней, – прошептала я. – Но не беспокойся ни о чем, ладно? Анкен хорошо о тебе позаботится.

К моему удивлению, она улыбнулась – я отчетливо увидела это в лунном свете, падавшем на ее осунувшееся лицо.

– Ты отправляешься в замок, Лэйра? Собираешься встретиться со своим возлюбленным?

Как хорошо, что она не заметила, как мои глаза наполняются слезами.

– Да, мама. Я собираюсь встретиться с Десмондом.

Но я отправлялась вовсе не в замок, потому что мой любимый был уже не там. Он находился совершенно в другом месте.

– Я переживаю, как бы нам снова не пришлось переносить свадьбу. К концу лета, мама, ты снова будешь жить в замке, в одном крыле с семьей Десмонда. Тебе больше не придется мерзнуть, когда наступят осенние ливни, а потом их сменят мюр и зимние холода. И тогда о тебе будут заботиться лучшие целительницы. После свадьбы все изменится к лучшему.

Сказать, что все будет хорошо, нельзя: это уже невозможно. Но все станет лучше.

– Самое главное, Лэйра, – там я увижу, как ты танцуешь.

Я заставила себя слабо улыбнуться.

– Тогда ради тебя я буду танцевать каждый день.

Стоя рядом с ее кроватью, я подождала, пока по шумному дыханию мамы не станет ясно, что она снова заснула, и наклонилась над ней, коснувшись губами ее волос.

– Не сердись на меня, мама. Ты этого не одобришь, но я делаю это для тебя.

Затем я взвалила на плечи тяжелый дорожный мешок, взяла в руку свои кожаные сапоги и отнесла их к двери. Тихо, теперь, главное, тихо.

Лишь чуть-чуть приоткрыв дверь, я протиснулась в щель – было холодно, несмотря на то, что уже начиналось лето, – а затем закрыла ее за собой, миллиметр за миллиметром, пока не щелкнул замок. Щелчок прозвучал словно тайный сигнал, и я застыла, ожидая, что в окнах соседних домов вспыхнет свет, двери распахнутся и улицу заполонят гвардейцы.

«Соберись», – приказала я себе и мысленно попросила горы хоть немного защитить меня, укрыв своей тенью. Я почти ни с кем не разговаривала о своих планах и оделась так, чтобы не привлекать внимания. Когда несколько дней назад до деревни дошли первые слухи о проклятии, павшем на Десмонда, я, как и все остальные, сначала не хотела им верить. Но потом я внезапно получила доказательство – доказательство, которое не оставляло места для сомнений. Письма, которые Десмонд отправлял мне, прямо у меня в руках обратились в пепел. Каждый ребенок в Немии знал, что происходит, когда Повелитель является за кем-то и забирает его: он уничтожает все, что было создано руками этого человека. После каждого человека остается хоть что-то бессмертное. Повелитель забирает эту частицу бессмертия и уничтожает ее.

И все же только после того, как было официально объявлено, что Повелитель дэмов забрал сына и наследника верховного министра, Десмонда эс-Йафанна, после того, как неизвестный проклял его, я позволила себе расплакаться. Все жители деревни понимали меня, в конце концов, я только что потеряла своего возлюбленного. Но никто здесь и предположить не мог, что я собираюсь отыскать про́клятое Царство дэмов, предстать перед его повелителем и потребовать, чтобы он освободил Десмонда. Никто не ожидал этого от меня – тихой, сдержанной, совершенно незаметной Лэйры.

В деревне я слыла книжным червем, и потому многие ломали голову над тем, что во мне нашел такой человек, как Десмонд эс-Йафанна. Я ведь была совершенно, абсолютно обыкновенной – за исключением того отвратительного обстоятельства, что я была изгнанницей.

Уже пять лет я обеспечивала себя и маму, продавая сыр из молока наших коз и яйца, снесенные нашими курами. Кроме того, я торговала дикими и целебными травами, которые собирала в горах, куда осмеливались отправляться немногие. Больше никто ничего обо мне не знал. Они не знали ни об истинной причине, заставлявшей меня отправляться в горы, ни об окольных путях, которые мне приходилось отыскивать, чтобы продавать товары, о которых я никому не рассказывала. Даже мама не знала, из каких средств я оплачивала лекарство от ее болезни, а если бы и знала – о, она уже давно была не в том положении, чтобы меня наказывать, но в этом случае она бы забыла о своих ограниченных возможностях и как следует меня поколотила бы. При любых других обстоятельствах она никогда не стала бы грубо обращаться со мной, ее даже нельзя было назвать строгой. Только в одном-единственном случае мама не знала ко мне милости. Потому что законы Немии были таковы, и мама тщательно заботилась о том, чтобы никто не узнал: я нарушаю один из них самим своим существованием.