Батарейка (СИ)

Утром меня никто не тревожил, и когда я проснулся, в комнате уже было совсем светло. Вспомнив вчерашнее, я скрипнул зубами от злости. Лучше бы уж сразу убили, чем так измываться. Но видно я им зачем-то нужен…

Я сел и тут же моё тело прострелила боль. Особенно взмолилась о пощаде многострадальная пятая точка. Суки. Твари. Уроды. Ни хуя себе мир, где позволяется хватать первого попавшегося парня, тащить его в своё логово и насиловать до потери пульса. Правда, насчёт логова я перегнул – обстановка здесь скорее напоминает роскошный дворец, но что мне с этой роскоши, если я просто абсолютно бесправная кукла для секса? И ведь удрать я пока не могу – проклятый кулончик не даст. Но так я этого не оставлю. Ненавижу. Ненавижу. Ненавижууу…

И плакать я не буду. Не буду. Не буду, я сказал. Сейчас я попытаюсь встать, привести себя в порядок и узнать о том, куда меня занесла нелёгкая. Не может быть, чтобы я ничего не придумал. Я же умный. Я всё равно найду способ удрать отсюда. И отомщу.

Тсох* - напиток из коры тсохового дерева. Пьётся горячим и охлаждённым, со сливками или с пряностями. Считается, что тсох бодрит и проясняет ум.

========== Глава 4. Обалденный новый мир. ==========

POV Егора.

Я кое-как поднялся с роскошной кровати. Зеркало тут было во всю стеночку, я ведь уже это говорил, так что я сразу же получил возможность рассмотреть себя во всей красе и прелести. Всё тело сверху донизу покрывали фиолетовые и красноватые пятна и следы… укусов? Губы распухли, волосы растрёпаны, под глазами круги. Прямо-таки шлюха после «субботника». Но даже не это повергло меня с состояние лёгкого шока. На плечах и груди невесть откуда появились изящные узоры, сплетавшиеся в абстрактный, но красивый красно-чёрный рисунок. Это что, татушка такая? Что-то я не помню, чтобы меня вчера украшали таким образом, хотя братишки оторвались на славу. Если они меня так каждую ночь употреблять будут – я долго не выдержу. Элементарно сдохну от переёба. Вот и сейчас – тело как ватное, но голова ясная… Вроде…

Но тут в комнату влетели давешние малолетние слуги, и начался дурдом на выезде. Мягко, но настойчиво они меня опять повлекли на водные процедуры, потом смазали всё тело мазью, отдающей на запах какими-то горьковатыми травами, от чего все мои внешние повреждения стали пропадать прямо на глазах, и кожа становилась гладкой и нежной. Я с иронией подумал, что в моём мире за такое чудодейственное средство отдали бы душу дьяволу все косметологи и врачи-травматологи.

Потом, что особенно порадовало, мне принесли одежду. Ничего необычного – светлые мягкие брюки и рубашку, фасончиком и длиной скорее напоминавшую короткое свободное платье и украшенное красно-чёрными узорами, похожими на те, что появились на моём теле. На ноги мне выделили мягкие удобные домашние туфли, по фасону немного напоминающие гаремные шлёпанцы без задников, и тоже расшитые похожими узорами. Потом меня расчесали и вновь подвели к зеркалу, чтобы я смог оценить результаты их стараний. Я оценил. Странноватая одёжка и волосы, которые слуги попытались уложить в причёску, делали мою половую принадлежность абсолютно неясной, но, как я понял из щебетания слуг, им казалось, что я очень хорошенький и что ни у кого из владельцев соседних земель нет такого прекрасного Источника.

Я попытался было поговорить с ними, но парни напрочь отказывались вступать в беседу со мной, хотя между собой трещали как сороки. То ли им было в диковинку, что я вообще разговариваю, то ли получили строгий запрет на приватные беседы. Мысленно плюнув, я пока отказался от этой затеи, тем более, что в животе у меня требовательно забурчало, и слуги, дружно всплеснув руками, тут же препроводили меня за накрытый стол. Сначала я удивился количеству наставленных на нём мисок и мисочек, но едва только сел, как умопомрачительные запахи съестного заставили меня просто наброситься на еду. Слуги смотрели, как я ем, и умилённо кивали. Нет, будь у меня менее крепкие нервы, я бы точно расколотил об их головушки всю столовую посуду, но жизнь в детдоме меня приучила ко всякому, и я спокойно слопал всё, что мне дали, запив здоровенной чашей напитка с изумительным медово-шоколадным вкусом. Слуги называли этот напиток «тсох» и он был куда вкуснее всех напитков моего мира, вместе взятых. Когда я поел, слуги дружненько убрали посуду, поклонились мне и бесшумно исчезли. Всё-таки по их лицам я понял, что их разбирает любопытство, но в разговор со мной вступить они так и не решились.