Владимир Марков-Бабкин - Император Единства

– Приготовиться!

Владимир Оскарович поднял руку.

– На позиции!

На холмах началось движение, и эскадроны тачанок выезжали из-под прикрытия местности и разворачивались для прямого удара, охватывая полукольцом поле боя и давая возможность пулеметчикам бить перекрестным огнем с флангов.

И вот отряд Булавина пересек отмеченную крашеными камнями линию. Из недр повозок показались тупые рыла «Максимов».

– Огонь!

Первыми ударили пулеметы Булавина, к ним, убедившись, что отряд ушел с линии огня, присоединились станковые «Максимы» на тачанках основных сил полка и ручные «Мадсены» занявших позиции между тачанками пулеметных расчетов. Хлопали минометы, гулко били орудия.

Полковник Каппель смотрел на поле избиения.

Сотня пулеметов, батарея орудий и батарея минометов превращали пространство впереди в нечто неописуемое. Десятки и десятки тысяч злых пуль, десятки не менее злых снарядов и сотни минометных мин.

Феерия огня, стали и крови…

Рафаэль Инчауспе де Ногалес Мендес.

Записки командарма. Мехико,

издательство «Миллитерра», 1932 [1] Текст Виталия Сергеева.

Утро 6 сентября я встретил в Газе. Прошло всего три дня после того, как ведомые Кресс-пашой [2] Фридрих Кресс фон Крессенштейн, германский полковник, османский генерал, командующий 7-й армией на Синайско-Палестинском фронте. наши и германские части опрокинули англичан, и авангард нашей дивизии уже вчера вечером встал у Ариши. Мои аскеры рвались в бой, казалось, что совсем немного, и мы на спинах британцев вырвемся за Канал и рассчитаемся за весь позор поражений ушедшего лета. Но наш мушир медлил, сохраняя, по мнению моих однополчан, нас для главного наступления.

Утро началось как обычно. Молились, кормили коней, ели сами… Готовились к дальней дороге.

Наши кавалеристы были превосходными солдатами, но они, по-видимому, не держали своих лошадей так, как следовало бы, вероятно, из-за своего татарского происхождения. Не следует забывать, что много веков назад монголы, как и их ученики казаки, использовали своих лошадей не только для ведения войны, но и в качестве вьючных животных, чтобы перевозить свои войска через степи и пустыни между Туркестаном и Индией, Китаем и Венгрией.

Каждый воин этих долгих каймакских набегов обычно брал с собой десять или более крепких, бережливых маленьких пони, которые круглый год держались на мху и естественных пастбищах, не требуя ухода от своего хозяина. Только так туркмены могли проходить по семьдесят-восемьдесят километров в день, день за днем, месяц за месяцем, не теряя своих лошадей. Отношение татарина к своему коню, как к существу, не требующему от него ни пищи, ни заботы, сохранилось у турка и сегодня. Вот почему османская кавалерия, которая в начале мировой войны была примерно армейским корпусом, к концу ее почти совсем опустела.

Через час пришло сообщение от генерала фон Кресс-паши, командующего нашими резервами в Газе, с приказом нашему гарнизону немедленно выступить на северо-восток, чтобы укрепить наши силы в Иерусалиме.

Полчаса спустя наши четыре тысячи аскеров отправились в Иерусалим, не имея практически никакого другого снаряжения, кроме личного оружия. Как я узнал из приказа, утром русские и итальянцы высадились в Яффе, и наш главнокомандующий фон Фалькенхайн [3] Эрих Георг Себастьян Антон фон Фалькенхайн, германский генерал пехоты, бывший начальник Германского генштаба, командующий ВС Четвертичного союза на Синайско-Палестинском фронте, маршал (мушир) Османской империи. опасался, что они попытаются захватить наши склады в Иерусалиме, который охранял всего ли один германо-турецкий полк.

Мы выступили уже в полдень, вопреки всем обычаям этих мест. Зной и в начале сентября здесь нестерпимый, и никто не идет через эти каменистые земли днем. Но надо было спешить, и мы, напоив коней и взяв дополнительные бурдюки с водой, выступили.

Не буду подробно описывать наш путь. До самого Вифлеема единственными врагами нашими были зной и страшная усталость. Неукротимое мужество, или фанатизм, называйте это как хотите, и традиционное мужество османов часто во время мировой войны являли собой примеры той свирепой выносливости, которая с незапамятных времен прославила их как одну из самых доблестных и воинственных наций Старого Света. Явили они его и в эти дни: проходя по 60–70 верст в день под палящим солнцем.

Я не мог не восхищаться самоотверженностью и религиозным настроением наших турецких солдат, которое обычно поддерживалось присутствием многочисленных священников в их рядах. Но в походе они не один раз мешали. Их обычай требует частого омовения. Я был удивлен, когда впервые увидел, как наши аскеры толпой, не напившись сами и не напоив коней, припадают к колодцам для омовения. После такого вода превращалась в муть, и приходилось кипятить её, чтобы напиться. Наученный опытом, я очень тщательно отбирал авангард, назначая в него не просто смелых, но дисциплинированных и культурных турок. В этот раз эта привычка меня и сгубила.