Евгений Косенков - Товарищ Миша

Топор отскочил от ствола засохшего дерева и пролетел над головой Мишки, сбив пилотку. Мгновенно прошиб холодный пот. Поморгав глазами, дровосек отыскал улетевший топор, и уже двумя руками удерживая топорище, нанес очередной удар по стволу. Вот только он сделал вперед шаг и на что-то наступил. Тело подалось вперед, удар пришелся в пустоту. Лоб и ствол встретились. Крик, вырвавшийся из груди Мишки, поднял по тревоге всю хозчасть.

Когда «дровосек» пришел в себя, вокруг уже толпились красноармейцы, старшина и еще какой-то командир в синих штанах и синим верхом фуражки.

– Горе луковое, – пробормотал старшина.

Красноармейцы поняли, в чём дело и, не обращая внимания на кровяной след на лбу Мишки, разразились смехом.

Незнакомый командир пристально осмотрел раненого и ушел. Старшина поднял топор и подал повару.

– Руки-крюки. Вот что с ним делать? – старшина выдал несколько нецензурных выражений и махнул на Мишку рукой. – Иван Николаич, разбирайся с ним, мне нянчиться некогда. К двадцати ноль-ноль, чтобы ужин был готов. Ясно?

– Сделаем, товарищ старшина.

– Чего рты пораззявили? Цирк что ли? Война идёт, а они ржут как кони. Точилов, лошади готовы? Смельченко, контейнеры приготовил? Шевчук, мать твою, хватит ржать, бери Коробейника и за продуктами на склад, бумаги держи. Вирый, во вторую роту контейнеры с кашей повезешь.

Терехин поплевал на ладони и ловко срубил неподдавшееся Мишке дерево. Топорик в умелых руках страшное оружие.

Мишка пощупал запекшуюся на лбу кровь и выросшую с медный пятак, шишку.

– Не сиди, собирай. Тащи к кухне. Хороша потеха гусли, а ореха не стоят.

В тапочках ходить по лесу оказалось совершенно неудобно. Они то и дело слетали с ноги, приходилось останавливаться и искать их в траве.

И все же ужин сготовлен вовремя. Уставший Мишка закидывал в рот кашу, проглатывая не жуя.

Терехин не выдержал и засмеялся.

– Голод не тетка, пирожка не подсунет. Добавки положить?

И вторая порция залетела в рот, словно в паровозную топку.

– Наутро дровишек напили, а я баки помою.

Засыпая в небольшой походной палатке, Мишка попытался осмыслить произошедшее за день, но как, ни старался, ничего надумать не сумел. Мысли разбегались, а навалившаяся смертельная усталость, быстро отключили «попаданца», совершенно не похожего на героев прочитанных книг, от непонятного прошлого мира. Странные метаморфозы остались неразрешенными.

Пробуждение далось нелегко. Еще не взошло солнце, а его растолкали и заставили принести к палатке два ведра воды из ближайшего ручья. Болело все, что болеть могло и что болеть не могло в принципе. Голова раскалывалась. Тело реагировало болью на каждое движение. Он попытался пожаловаться на самочувствие старшине.

– Все болит. Ноги еле двигаются.

– За водой сходишь, вот и разомнешься, – ответил непреклонный старшина.

– Да как я принесу? Я не могу ногами и руками двигать, – чуть не захныкал Мишка.

– Выполнять! – рявкнул тот, нахмурив брови и сжав кулаки. – Нюни подбери, война идет.

Надо же, как действует крик. Мишка мчался с пустыми ведрами по вытоптанной тропинке с пустыми ведрами, словно у него ничего не болело вовсе. В том числе и натертые вчера до крови, ноги. И ведь тапочки ни разу не слетели! Остановившись у самого ручья чуть не заплакал.

«С ним обращаются не как с человеком, а как… как… скотом что ли? На меня дома никто никогда не кричал. Ну, высказывали там, то, се. Но не кричали. Я что мальчик на побегушках? Устроили тут войнушку, а Мишка спасай?»

Обиженные мысли скакали в возбужденном мозгу, но не мешали зачерпнуть воду. Когда Мишка распрямился, набрав второе ведро, то ощутил между лопаток что-то узкое и довольно острое.

– Хенде хох! – услышал он голос сзади. – Ты есть плен!

Холодный пот прошиб мгновенно.

«Немцы! Отвоевался. Надо как-то выжить. Может сказать, что я шел к ним? Не поверят. Может так, типа ждал, когда они придут поближе и сдаться? Нет, опять что-то не то. Че придумать то?»

– Что в штаны навалил? – расхохотался кто-то сзади.

Взбешенный Мишка резко развернулся на голос, но поскользнулся, уронил ведро и сел в ручей. Злости не было предела.

– Эй, ты, чего? – забеспокоился боец, увидев налитые кровью глаза Мишки. – Я часовой – лицо неприкосновенное! Нападешь, стрелять буду!

Что остановило Мишку от расправы над шутником, история умалчивает. Впрочем, и сам Мишка этого так и не понял. Страшнее врага в тот момент для него не существовало.