Василий Кленин - Собиратель Сухоруков

– А почему бы их все не вырубить?

– Зачем?

– Под поля.

Мацихатла завис на несколько вдохов.

– Не надо владыка. Та земля нездоровая, лес гнилой, ямы с тиной. И заливает их постоянно.

– Но ты глянь южнее – там берег чистый. Значит, там вырубили?

– Это торговый берег, владыка. Там галька, песок, камни – вот ничего и не растет. Поэтому там у Носача торжище располагае… лось.

– Почему у Носача? У берега ведь Крысы живут. Разве это не их торжище?

– Роду могут поля принадлежать, – Мацихатла рассказывал очевидные вещи и не скрывал снисходительного тона. – Всем прочим распоряжается совет вождей. И имачата. В Излучном имачата вождей мало слушает. Так что выгодное торжище давно под себя подгреб. Но я тебе о другом говорил: видишь, еще дальше мангра опять начинается? Снова берег илистый, топкий – и снова он весь зарос. Там, где Великая встречается с Серой Водой – один сплошной лес.

Я узнавал эти места: именно здесь осуществлялась наша «легендарная» атака на владения Носача. Когда всё, что могло пойти не по плану, пошло именно не по нему.

– Там, в основном, живут безроды – вон их редкие хижины. Что они могли отнять у мангры, уже отняли. Всё больше маленькие клочки сухой здоровой земли. Эти огрызки местные имачата чужакам разрешали засевать – кто на них позарится? Так что нет смысла вырубать мангру – древесина плохая, земля – еще хуже.

Индеец говорил убежденно, но я понимал, что он мыслит, исходя из своего уровня знаний. Наверняка мангровые заросли можно превратить поля. Только одной вырубки здесь мало. Нужно изучить рельеф, провести ирригационные работы: прорыть каналы, возвести насыпи. Продумать защиту от паводков. Всё это требовало таких усилий, которые я пока себе позволить не мог. Так что оставлю мангру на будущее.

Север занят, запад и юг в зарослях, а восток? Я, наверное, впервые пристально взглянул в сторону гор. Которые, кстати, южнее ручья были очень далеки от берега. Огромный пустырь, целая пустошь, плавно поднималась вверх, чтобы, наконец, соединиться со скалами.

– А там? – осторожно спросил я, ожидая подвоха.

– Сухотье, – развел руками Мацихатла. – Догадываешься, владыка, почему эти места так прозвали? Мертвая земля. Никаких родников, даже дождевая вода с гор туда не стекает – она вся на север, в ручей уходит. Крайне скудная земля. Видишь, там даже лес толком не растет. Коряги да кактусы. На Сухотье только самые отчаянные поля выжигают. И то – лишь поблизости от ручья.

Пустошь, действительно выглядела бесплодной. Но зато столько земли! Полить бы ее! Может быть, колодцы можно вырыть?

Мацихатла оказался бесценным кладезем информации. Знал он практически обо всем. И, если честно, когда увлекался, то с него спадала маска простачка, которую безрод старательно лепил на себя. Да и Носача он явно недолюбливал: все время в его речи проскальзывали обвинения против мертвого имачаты и всего его рода. Что-то было у них в прошлом. Что-то явно плохое.

Беда в том, что ничего полезного я пока из своего кладезя не выудил. Информация накапливалась, а решения не было. Ни по одному из трех пунктов.

– Володыко! – над краем крыши взошла кудлатая голова Ннаки. – От ты где ж! А я тобе ищу!

Оцколи недобро сощурился в сторону Мацихатлы. Незримая война их за будущий месяц переросла все мыслимые пределы. Но я не помню, когда она началась. Кажется, уже тогда Мясо люто невзлюбил «кладезя». За что – понятно. Оба этих проныры были одного типа людьми. Очень похожими и поэтому остро конкурировавшими в рамках общей «экологической ниши». Ннака считал кормовое место подле владыки своим – и потому бесился, когда на нем начинали пастись другие. Глыба с Хвостом, даже Кочи с Вапачиро были другими людьми и не беспокоили моего чубатого горца. А вот безрод Мацихатла сразу показал, что готов грызть глотки и валяться в пыли ради теплого места под солнцем. И пахать, как проклятый. Не забывая о своей выгоде. Это в «кладезе» чувствовалось сразу. Вот и Ннака почуял это своим звериным чутьем.

Единственное, что их различало: Мясо был гораздо более прямым. Он мог хитрить и лавировать, но вот впрямую нализывать зад – неспособен. И по этой причине для меня оцколи был на порядки дороже и ближе, чем Мацихатла. Только сам я этого горцу не говорил. Пусть поволнуется. Как любой деспот, я просто обязан внушать своим ближникам, что я им нужнее, чем они мне. Глыба всегда знал, что «если что» – есть Черный Хвост. Почему бы Мясу не сформировать такую же угрозу? В лице Мацихатлы.