– Мишель, мне страшно, – сказала Елена, глядя на мужа широко открытыми глазами. – Я вдруг подумала о том, что все наши усилия – это суета сует, и результат нашей бурной деятельности – не более чем рябь на поверхности мирового бытия. Если миру суждены война, кровь и жертвы, то он это получит в том или ином виде. Я боюсь, что все наши усилия не отменяют страданий моего несчастного народа, а только оттягивают момент их наступления. Я боюсь, что задуманное нами национальное размежевание, против всех ожиданий, приведет к долгой и жестокой войне, а потом к бойне присоединятся и другие страны Европы. Император Франц Фердинанд, конечно, душка, но я же вижу, как все эти местные напыщенные павлины ненавидят его и нас. Если бы не господин Новиков, которого эти деятели боятся до дрожи в коленях, сейчас эта ненависть уже хлестала бы нам в лицо.
– Эти деятели больше боятся вымуштрованной Александром Владимировичем русской армии, чем его самого, – усмехнулся Михаил. – После Тюренчена и поражения Японии ее считали одной из лучших армий Европы, а Стамбульская операция подняла русскую военную репутацию на недосягаемую высоту. Ударная мощь, быстрота маневра и неудержимый натиск не оставили османам не единого шанса. Я командовал и при Тюренчене, и штурмом Стамбула, и могу тебе сказать, что за эти три года была проделана огромная работа. Именно сейчас, когда Болгария приняла строго пророссийскую ориентацию, разгромлена Турция, а Румынию поделили победители, между Российской империей и Сербией стала возможна прямая и скорая транспортная связь, позволяющая сербам чувствовать, что они не одни стоят против всего мира. Россия со всей ее мощью стоит рядом с вами, и, как говорит Павел Павлович, «тот, кто вас обидит, не проживет и трех дней».
– Да, – кивнула Елена, – при императоре Николае мы не ощущали себя в безопасности, ибо русская политика была слаба и непоследовательна, но теперь, во времена твоей сестры Ольги, положение полностью изменилось. Но я все равно боюсь, и не могу ничего с собой поделать. Могущество, которое вы строите, мне кажется основанным на песке, ведь одно дело – разгромить престарелую и одряхлевшую Турцию, и совсем другое – противостоять объединенным силам всей Европы, которая прекратила внутренние ссоры только для того, чтобы обратить внимание на своего главного врага. Что-то говорит мне о том, что всеобщая идиллия и миролюбие закончатся очень быстро, и уже достаточно скоро объединившаяся Европа пойдет завоевательным походом на восток, и первой жертвой этого великого наступления новых ландскнехтов станет как раз Сербия.
Михаил с серьезным видом посмотрел на свою супругу и ответил:
– Поверь мне, Россия готова и к такому повороту событий, и это я говорю тебе не как болгарский царь, а как брат русской императрицы. Наше могущество зиждется не на песке, а на великом русском народе, к нуждам и чаяниям которого моя сестрица относится со всей возможной серьезностью, и народ отвечает ей в этом полной взаимностью. Если на нас нападут, то все сто миллионов русских встанут как один человек, и сколько бы ни продолжалась та война, закончится она только на пылающих руинах Берлина, Вены, Копенгагена, Амстердама, Брюсселя, Парижа и Рима. Такова наша внутренняя политическая установка: если вся Европа вновь пойдет на нас войной как во времена Наполеона, то ей дальше просто незачем существовать. И господа европейцы об этом отчасти знают, а отчасти догадываются, а потому, как мне кажется, будут искать военного счастья где-нибудь подальше от наших границ.
– Но что тогда станет с Сербией, которая непременно окажется на острие вражеского удара? – воскликнула Елена. – Ведь прежде, чем наступать на Россию, враги пожелают устранить угрозу на Балканах. Опять в домах сербов будут страдания, горе, слезы, убитые мужчины и обесчещенные женщины.
– В лоб, со стороны Венгрии и Хорватии, Сербию так просто не взять, – хмыкнул Михаил, – это я говорю тебе как специалист. Для вашего внезапного и полного разгрома был необходим удар с тылу со стороны Турции или предательство Болгарии. И первое, и второе теперь невозможно по определению. Османской империи больше нет, а царем Болгарии работает твой любимый супруг, и болгарский народ его любит ничуть не меньше, чем россияне обожают свою императрицу. И к тому же я не зря говорил про прямую транспортную связь. По указу моей сестрицы уже началось проектирование железнодорожного моста через Дунай, который свяжет между собой Румынию и Болгарию. А это значит, что русские войска и новейшее оружие в любой момент в больших количествах смогут прибыть на помощь сражающейся Сербии.
Читать дальше