Ерофей Трофимов - Еще один шанс - Еще один шанс. Дикая война. И один в тайге воин

– Ты ж вроде охотник. Откуда время на книжки? – не унимался полицейский.

– А чего еще зимой делать? Особенно если запуржит. Вот и занимал себя, чем придется.

– А книжки где брал?

– Да когда как. У кого что найду, то и читаю. Ты меньше языком молоти и по сторонам поглядывай. Если один поверху шел, может и второй найтись, – сместил он внимание полицейского.

– А чего ж раньше-то молчал?! – всполошился тот. – Нужно ж вернуться да поискать.

– Ага, найдешь ты его, как же! Если он на другом краю оврага стоял, то под взрыв не попал и давно уже пятки салом смазал. Да и двоих тащить опасно. Мало нас. А это звери такие, что чуть зазеваешься, тут же в глотку вцепятся.

– Это да. Хунхузы те еще звери, – мрачно протянул полицейский.

Дальше они шли молча. Выйдя к месту их ночевки, Мишка задумчиво покосился на темнеющее небо и, вздохнув, скомандовал:

– Тут заночуем. С первым светом дальше пойдем. Этому ноги спутай и глаз не спускай. А я пока хворосту соберу. Хоть чаю горячего попьем.

Быстро соорудив костерок, парень достал из вещмешка напарника котелок и, сходив за водой, подвесил его на рогульку. Всыпав в закипевшую воду горсть чая, он поставил его настаиваться и принялся вынимать из сумки съестное. Быстро поужинав, он вынул изо рта пленника кляп и, сунув ему в зубы кусок сухаря, поднес кружку с чаем, негромко велев:

– Жуй и запивай. А начнешь ерепениться, руку сломаю. У меня к хунхузам свой счет.

– Ты же знаешь, что я не китаец, – ответил пленник, хрустя сухарем. – Сразу это понял. Я видел.

Такого Мишка не ожидал. Говорил пленник по-русски очень чисто и почти правильно.

– Я предполагал, но не был уверен, – помолчав, нехотя ответил парень, вкладывая пленнику в рот очередной кусок сухаря.

– Ты сам сказал, что у вас есть пленник, очень похожий на меня. Это правда?

– Да. Это твой брат?

– Да, – последовал неохотный ответ.

– Вы оба офицеры японской разведки? – сделал Мишка очередное предположение, и внимательно слушавший их разговор полицейский тихо охнул.

– Глупо отрицать, – кивнул пленник.

– Задача была взорвать мост через реку, чтобы отсечь Дальний Восток от европейской части страны?

– Ты слишком молод для разведки, а твой друг сказал, что ты охотник. Откуда знаешь? – вместо ответа спросил пленный.

– Думать умею. Сколько еще таких групп и где должны произойти взрывы?

– Не знаю, – качнул пленник головой. – Приказ мы получали по отдельности.

– Может быть, может быть, – задумчиво протянул Мишка.

– А чего это он такой откровенный? – вдруг спросил полицейский.

– А чего он тебе сказал такого, что мы и сами не знаем? – повернулся к нему Мишка. – Да и понимает, что начнет упрямиться, может и до поселка не дойти. У них в стране порядки особые. В бою умереть честь. Позор кровью смыть, себя убив, честь сохранить. А бездумно сдохнуть и оказаться брошенным на съедение зверью – позор. Как-то так.

– Что, и вправду себя убивают? – не поверил полицейский.

– Да. У них это называется обряд сепукку. Опозоренный себе живот специальным кинжалом режет слева направо, а его лучший друг, или тот, кого он сам попросит, после того ему голову срубает.

– Что, вправду сам себя режет? – охнул полицейский. – Это ж жуть, как больно.

– Честь дороже, – пожал Мишка плечами. – Самураев этому с детства учат. Что ни говори, а они воины. Не солдаты, а воины. Службой живут, со службы кормятся.

– Откуда ты знаешь наши обычаи? – спросил внимательно слушавший его пленник.

– Нашлись добрые люди, рассказали, – усмехнулся Мишка. – И про сепукку, и про харакири. И про то, что перед главным действом истинный самурай должен провести чайную церемонию, написать последние стихи и только потом все закончить.

– Слушая тебя, не удивлюсь, если ты скажешь, что знаешь нашу поэзию, – удивленно проворчал японец.

– Только несколько переводов, – качнул Мишка головой. – На русском ваши танка звучат не так. Но про «Книгу пяти колец» слышал.

– Поверить не могу, – покрутил пленник головой и невольно скривился.

– Голова болит? – понимающе уточнил Мишка.

– Угу, – отозвался японец.

– Терпи. Тут я тебе ничем помочь не могу.

– Знаю. Скажи, почему ты хунхузов не любишь? – спросил пленник, переждав приступ боли.

– Они всю мою семью убили. В том налете один я выжил, и то случайно. С тех пор у тетки живу. Так что прихвостней ваших буду стрелять и резать до последнего. За родителей моих и сестру малую. Где только увижу, – жестко закончил Мишка.