Виталий Храмов - Сегодня - позавчера. Трилогия. (СИ)

- Атас!

Я подумал: "Какого...?", но тело сработало на автомате, я рухнул на пол, тут же по броне самоходки ударили несколько молотов. Надо было покидать машину при этом сигнале, а я, как истинный пехотинец, припал к полу. Поняв это, дёрнул спуск дымомётов и выкатился из Пуха. Тут же мощная длань Громозёки схватила меня за воротник и отшвырнула в сторону. Я скатился в яму, бывшую когда-то лужей. Тут, на растрескавшейся корке грязи уже сжался наш заряжающий. Я быстро выглянул. Громозека, укрывшись дымом, тащил из чрева машины наводчика, а в 70-80 м на нас шёл Pz-II. Угрозы от нас он уже не видел - башня его отвёрнута вбок, но приближается. Видимо, решил использовать корпус нашей самоходки для прикрытия.

Я вскочил, подлетел к Громозеке, вместе выдернули раненного наводчика. Ему практически оторвало ступню. А самоход не горел. Едкий дым дымовых зарядов щипал глаза и дыхательные пути.

- Неси и вернись, - велел я Громозеке, сам полез обратно в машину.

Двигатель продолжал работать, орудие цело и даже заряжено, а вот мехвод был убит. Их обоих с наводчиком зацепило одним и тем же снарядом.

А немец уже в паре десятков метров. Рядом тяжело приземлился Громозека.

- Поверни машину на этого немца, а я его убью! - прокричал я ему в ухо. Громозека сразу потянулся в отделение управление, прямо через разорванное тело мехвода.

Хорошо, что перегородки межотсековые не успели поставить. Хотя, может наводчик был бы тогда цел?

В прицел ничего не было видно из-за дыма, я высунул голову поверх брони - авось, с такого расстояния не промажу и так. Единорог довернул, ствол практически упёрся в Pz-II. Танкисты начали понимать, что что-то не так, но я не дал им шанса - выстрел в упор практически развалил лёгкий танк противника.

- Атас! - проорал я, вываливаясь из Единорога, рядом упал Громозека. Мы вместе скатились в яму, слишком маленькую для троих. Троих? А где зарядный? Бежит, сука!

- Жгут наложи, - ткнул я Громозеку, указав на наводчика, так и лежавшего без сознания, а сам побежал за трусом. Догнал его быстро, подсечкой сбил с ног, рухнул сверху, перевернул и несколько раз со злости вмазал в лицо, разбивая ему в лепёшку губы, нос, брови. Потом плюнул, встал, пнул ещё раз и приказал:

- За мной! - и не оборачиваясь, побежал, пригнувшись, к "Пуху".

Дым развеялся и я смог оценить "поле" боя. Фактически, бой был проигран. Я не видел никого из наших. Только серость врага. Дым и огонь. Выстрелы и взрывы. Неужели, всё? Мы разбиты?

- А вот и хер вам! Мы ещё живы! - заорал я. Кому? Самому себе.

- И "Пух" исправен, - прогудел рядом Громозека.

Мы встретились с ним глазами. Он подхватил наводчика, мы побежали к машине. Громозека дёрнул сидение мехвода, разом отогнув все трубки, из которых оно и было сварено, вытащил тело. Мехвода и наводчика положили в командное отделение, Громозека сел в окровавленное отделение управления, я за орудие, сзади щёлкнул затвор, заряжающий ткнул меня в плечо:

- Готово!

- Назад! - приказал я Громозеке.

Он опять завел двигатель, дал задний ход. Я вставил разъём шлемофона в гнездо. Сразу же услышал, что меня вызывает множество голосов.

- Тут Медведь. Я в теме. Назовись.

Отозвались три Единорога, Кадет и Феникс-7. Феникс доложил, что "куцые" Т-70 вышли на него и рвуться в бой. Да куда им против немцев? Их даже Pz-II расхерачит, не говоря уже о более тяжёлых машинах. Хотя... Тут сейчас такая свалка!

- Феникс, даю добро "куцым". Пусть на всех парах летят и бьют в упор и только в борт или под хвост. Как понял меня?

- Принял, Медведь!

А Единорогам приказал отходить на фланги, ведя огонь, оттягивая бронетехнику на себя, чтобы они подставляли борта или нам, или Куцым.

Громозека пятился назад, заряжающий был его "глазами на затылке", я ловил в прицел мельтешение серых силуэтов, ведя быстрый, но не слишком эффективный, неприцельный огонь. Брошенная мною на чашу весов гиря дюжины Т-70 окончательно перевесила весы победы на нашу сторону. Противник в спешке отступил, бросив повреждённую технику и раненных. Т-70, а за ними и Кирасиры увязались в преследование и гнали их огнём и колёсами по полю. Пока не был подбит ещё один Т-70. Он загорелся. Выскочить успел только мехвод. Я приказал прекратить погоню и вернуться в посёлок. Объявил по рации сбор комсостава, а сам побежал на огневую ПТО.

Обе пушки были раздавлены. На одной из них застыл Pz-III, перед огневой горел ещё один. Тела батарейцев лежали там же, где им предписывало боевое расписание. Никто не побежал, никто не спасся. Я подбежал к орудию, перевернул тело лейтенанта, которому танк переехал ноги. Он был жив ещё. Искусанные в кровь губы расплылись в растерянной улыбке: