Олег Таругин - Штурмовой отряд. Битва за Берлин

Внутренняя дверь оказалась в точности такой же, как и павшая жертвой «Импульса», то бишь открывающейся исключительно с противоположной стороны. Если так подумать, то в условиях военного времени вовсе не лишняя подстраховка: мало ли кто попытается проникнуть из туннеля городского «U-Bahn» в подвалы одного из самых секретных правительственных зданий империи. Случайно забредший в подземный коридор перепивший шнапса железнодорожник, к примеру. Или штурмовая группа российского армейского спецназа из будущего вместе с навязавшимися на голову ее командира двумя бойцами шестнадцатой ШИСБр из состава Первого Белорусского фронта…

Вот именно, что «навязавшимися»: уже под самое окончание привала Трешников неожиданно поимел не самый простой, хоть и давно ожидаемый подполковником, разговор с капитаном Родченко. Нет, сначала все шло вполне обычно: спецназовцы уселись под стеной потерны, сбросив надоевшие (и более ненужные) маскхалаты и трофейные плащ-палатки, и занялись распаковкой пищевых рационов.

Родченко с Аришиным также достали из солдатских сидоров банки с тушенкой, сноровисто вспарывая их ножами. Но вот затем излишне внимательный и зоркий капитан углядел в руках боевых товарищей из «группы особого назначения разведки Генштаба» саморазогревающиеся судки со вторым блюдом. Разумеется, он заинтересовался, подобравшись поближе и получив короткое разъяснение от одного из спецназовцев, даже не подумавшего, что это может представлять секрет – недавно ведь сами немцам пайки отдали, чего ж от своих таиться? Неизвестно почему, но именно стандартный суточный пищевой рацион российской армии образца две тысячи пятнадцатого года и добил капитана окончательно…

Трешников как раз доедал гречневую кашу с тушеным мясом и овощами, когда подошедший к нему капитан смущенно кашлянул, привлекая внимание. Сидящий под стеной подполковник вопросительно дернул головой:

– Случилось что, Василий Иваныч?

– Товарищ подполковник, разрешите вопрос? Только это, наедине бы…

– Ну, наедине так наедине. Пошли, поговорим.

Отложив пустой судок, подполковник пружинисто поднялся на ноги, двинувшись вместе с капитаном в погруженный в темноту коридор. Отойдя метров на десять, он остановился:

– Что такое, Вась? Морда лица у тебя уж больно загадочная?

– Так это, вы только поймите меня правильно, – сбивчиво начал Родченко. – Вы не подумайте чего, я ж нисколечко не сомневаюсь, что вы наши, советские, так воевать только наши могут. Да и про русского солдата вы здорово говорили. Но вот все равно спросить хочу… хотя, может, и не нужно…

– Говори уж, Чапаевский тезка, – хмыкнул Трешников, прокручивая в голове варианты ответа собеседника. В том, что они где-то прокололись, он, в общем-то, не особо и сомневался, но вот где именно? Та пара оговорок, после которых он ловил на себе странные взгляды капитана? Возможно.

Несколько секунд капитан молчал, затем, набрав в грудь воздуха, решительно выпалил:

– Товарищ подполковник, мы сейчас практически в самом ихнем поганом логове. Не думаю, что после штурма все выживем… нет, вы-то, наверное, уцелеете, а вот мы со Степаном вряд ли… Короче, товарищ подполковник, скажите честно, кто вы такие на самом деле?

На одном дыхании выдав столь длинную тираду, Родченко замолчал, понуро опустив плечи и не глядя больше на Трешникова.

– Присядь, капитан, – подавая пример, подполковник первым опустился на пол, по-турецки подогнув под себя ноги. – Не заметил, извини, ты куришь?

– Балуюсь иногда, – капитан присел рядом. – А что?

– Сигареткой угостить?

– Трофейной? Той, которую фрицу давали?

– Других, прости, не имеется, – Виктор Иванович протянул ему портсигар. – Держи, подарок. Да не одну сигарету, ты не понял, весь портсигар бери, говорю ж, подарок. Мне-то он без надобности, давно уж бросил, таскаю с собой для маскировки. Таким, как я, и на алкоголь, и на табак налегать противопоказано. А насчет твоего вопроса? Хорошо, я отвечу честно. Только сначала вопрос тебе задам: а почему ты спрашиваешь? Мы где-то прокололись?

Услышав «прокололись», капитан было дернулся, но тут же успокоился:

– Да нет, не то чтоб прокололись, просто я третий год воюю, привык на всякие странности внимание обращать. Да и учили нас так, чтобы, значит, все подозрительное замечали да в памяти откладывали. Сначала ваш товарищ мотор дрезины старьем из прошлого назвал, потом еще что-то было, не помню уж, что именно. А, вспомнил: когда товарищ лейтенант вам про дверь в этот туннель рассказывал, он говорил, что, мол, цифры на ней те же, что вам какие-то «историки» называли. Плюс экипировка да оружие невиданное, гранатометы вон эти реактивные, которые одновременно еще и огнеметы. Про эти ваши рации крохотные я и вовсе молчу. Фонарики, опять же, хоть и махонькие, а посильнее какого прожектора. А тут еще и пайки эти… Вот я все вместе сложил и подумал, что не те вы, за кого себя выдаете. Советские ученые с конструкторами, спору нет, в мире самые лучшие, но… – отвернувшись в сторону, Родченко замолчал, не закончив фразы.