Олег Таругин - Штурмовой отряд. Битва за Берлин

А вспомнив, Трешников лишь раздраженно скрежетнул зубами, выдав сквозь плотно сжатые губы весьма замысловатую словесную конструкцию, имеющую мало общего с литературным русским языком: ничего, получается, не изменилось! Тогда был Берлин, затем Будапешт, а сейчас вот – Грозный… но в прошлом, так уж выходит, воевали все же как-то разумнее, что ли? Неужели за прошедшие годы ничему не научились? Или просто забыли, привыкнув к шапкозакидательским настроениям и победным реляциям в духе «всех одним махом»? Так вроде в том же Афгане все не столь и плохо вышло: если б не приказ тогдашнего Генерального, глядишь, и не ушли бы, к вящей радости заокеанских заклятых друзей…

Ожившая радиостанция оторвала капитана от мрачных мыслей: Медведь сообщал, что можно уходить после соответствующего сигнала. Когда в темное небо взмыла двойная зеленая ракета и вдоль земли с занимаемых морпехами-североморцами позиций лупанул длинной трассирующей очередью крупнокалиберный пулемет, указывая наиболее безопасный путь, Виктор Трешников мгновенно позабыл о своих недавних воспоминаниях. Позабыл как минимум на два десятка лет.

Поскольку в тот момент ни он сам, ни ползущие следом бойцы даже не подозревали, что настанет срок, и им придется не только воочию увидеть события далекого прошлого, но и самим поучаствовать в городских боях на улицах столицы Третьего рейха…

Подмосковье, научно-исследовательский и тренировочный центр отдела 7 МО РФ, недалекое будущее, за полгода до основных событий.

Окончательно проснувшись, подполковник Трешников по старой привычке несколько минут лежал, не раскрывая глаз и прокручивая в голове сон-воспоминание. Ни Чечня, где он получил свое первое в жизни боевое крещение, ни несколько полыхнувших позже «горячих точек», где продолжил воевать со своей группой, ему практически никогда не снились. А если и снились, то в виде разрозненных и по времени, и по географии эпизодов, как правило, никак между собой не связанных. Сегодняшний сон оказался совсем иным, практически полностью воссоздавая тот январский разведрейд девяносто пятого. И когда в середине месяца морские пехотинцы взяли, наконец, президентский дворец, он мог со всей ответственностью заявить, что его ребята, да и он сам, внесли в этот успех долю своего участия.

И вот сегодня, накануне решающего эксперимента, ему отчего-то приснилась та давнишняя «прогулка» по вражеским тылам. Интересно, к чему бы? Человеческий мозг, как искренне верил Трешников, самая сложная конструкция во Вселенной, и ничего так просто не делает. Значит, и этот сон неспроста? Так, стоп, пора остановиться! Он боевой офицер, а не рефлексующий интеллигент, так что и нечего голову всякой фигней забивать. Не хватало только в сны начать верить. Спроста или неспроста – не важно. Важен только результат сегодняшнего испытания…

Взглянув на лежащие на прикроватной тумбочке часы – половина восьмого, проснулся, как и планировал, – Виктор Иванович пружинисто поднялся с кровати и сделал гимнастику, привычно завершив комплекс прохладным душем. Досуха растершись махровым полотенцем, двинулся в столовую – подполковник уже несколько дней безвылазно обитал на территории «объекта», чему в глубине души был даже рад. Не то чтобы его вовсе уж не тянуло домой, но и отдохнуть от двадцатидвухлетней семейной жизни тоже хотелось. Особенно если при этом не нужно шариться по «зеленке» с автоматом в руках, как не раз и не два бывало в прошлом. Да и Любке, верной супружнице, будет не лишним расслабиться, устроив спонтанный девичник. Проблема только в том, что его нынешний «отдых» имел все шансы оказаться отнюдь не безопасным, и как бы не пришлось пожалеть о прежних временах, когда приходилось носиться по лесам в полной выкладке, каждую секунду ожидая из кустов вражеского выстрела…

После завтрака подполковник, пройдя ставшую уже привычной проверку на входе, спустился на лифте в лабораторный блок, где его уже дожидался Локтев. Ответив на приветствие и окинув товарища хмурым взглядом, генерал-майор поднялся из-за стола:

– Ну что, Витя, пойдем сдаваться нашим высоколобым? Как там по классике: «Это есть наш последний и решительный?»

– Степаныч, а что так мрачно? – ощутив неприятное щекотание под хрестоматийной ложечкой, излишне-бодрым голосом осведомился Трешников. – Неужели все настолько хреново?

– Не умничай, – буркнул Локтев, позволяя товарищу первым выйти из кабинета в залитый ровным светом потолочных ламп коридор. – В теории все зашибись, да и первая установка нормально отработала, хоть и рванула, а вот как оно сейчас выйдет? «Научники»-то бьют себя шершавыми пятками по впалым интеллигентским грудям, уверяя, что риска никакого, а вот меня отчего-то сомнения берут. Очень уж я не люблю подобных заверений…