Дмитрий Янковский: Тора-кай. Книга 1. Вакидзаси и магия [СИ]

Хитоми лишь закашлялась, и попыталась кивнуть.

— Держись, иссо! Закинь мне руку за шею, вот так!

— Эх, нии, раньше было меня обнимать за талию, я так этого хотела! — прохрипела Хитоми, пытаясь усмехнуться, и закашлялась кровью. Неожиданное откровение. Я конечно знал, что моя подчиненная питает ко мне чувства, но полагал их чисто дружескими, а оказалось… Впрочем, что оказалось, что нет — предсмертные откровения я пропускал мимо ушей. Похоже, Кошка сдалась.

— Еще обниму, как выберемся, — пообещал я ей, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно.

— Ловлю на слове. Теперь и умирать не страшно…

— Э, ты брось!

— Нии! — визг иссо Есида приобрел панические нотки.

Я обернулся. Да, было отчего паниковать, или спокойно принять то, что подобает самураю — достойную смерть. Над пандусом, где стоял наш джип, поднялась голова огромной рептилии — дракона. Эти чертовы божественные твари не угомонятся, пока не упокоят всех…

— Спокойно, Есида, — сказал я, пятясь с Хитоми к джипу, и стараясь не смотреть на огромную, размером с городской квартал голову. Может и удастся выбраться, если ему лень гоняться за одиночными людишками. Я скастовал заклинание невидимости, укрывая нас плотным куполом. Но твари похоже это было пофигу, и похоже было не лень.

Хлопок, и небо перечеркнул дымный след — это Есида выпалила по гигантской голове из ПЗРК, целясь в самое уязвимое место дракона, в красное пятно на горле.

Ракета лишь раззадорила дракона, он даже не стал реветь, чтобы снести нас мощным воздушным потоком своего рыка. Он просто выпустил исполинскую струю пламени, накрыв все вокруг, и нас в том числе испепеляющей струей огня. Последнее, что я почувствовал, был испепеляющий жар, сжигающий меня заживо. Я заорал… и проснулся, неверяще глядя в потолок надо мной и склонившуюся голову Хитоми.

— Что, опять кошмары? — она погладила меня по щеке.

— Да, про тот день, два месяца назад.

— Точнее сто пятьдесят лет тому вперед, — она поцеловала меня в щеку.

— Осталось только подождать эти сто пятьдесят лет, — сказал я. — Время у нас еще есть.

— Есть, — она прижалась ко мне, и закинула ногу на мои. Ласково потерлась влажным мехом о бедро… — Но я довольна лишь одним.

— Чем? — я скосил глаза вниз.

— Что ты сдержал свое обещание, нии. И держишь его уже полгода, — промурлыкала она.

— Ну, — моя рука скользнула вниз…

— Что тут у вас случилось? Кто орал? — открылась дверь, и в комнату влетела Мизуки. Стучаться она так и не научилась.

— Рику опять снился тот день, — приподняла голову Хитоми.

— А я думала, ты ему пальцы не туда вставила…

Я спустил руку на пол, нашарил тапок и попытался кинуть его в Мизуки. Бесполезно — пущенный неуверенной рукой тапок не долетел до уклонившейся наглой девчонки.

— Иди к нам, — поманила ее Хитоми. — Замутим тройничок…

— Какой нахрен тройничок? Четыре часа ночи, — зевнула Мизуки. — В отличие от вас я предпочитаю отсыпаться одна… Ну или иногда одна.

— Ну тогда либо присоединяйся, либо закрой дверь с обратной стороны и не мешай мне пытать его с пристрастием, — Хитоми укусила меня за мочку уха.

— Ни стыда, ни совести! — прокомментировала Мизуки.

— Ага. Ничего лишнего, — промурлыкала Хитоми, и откинула простыню, прикрывающую наши сплетенные тела.

— Да пошли вы! — Мизуки хлопнула дверью так, что стена задрожала.

— Ну вот, обидели девчонку, сказал я.

— Ага. Возбудили и не удовлетворили, — сказала Хитоми. — Хотя я ей предлагала.

Ну да, ну да. Я помнил, как они несколько раз оторвались на мне вдвоем. Это было нечто.

— Ну действительно спать пора! — сказал я.

— Ты так думаешь? — облизнулась многообещающе Хитоми, и почувствовал ее пальчики, сомкнувшиеся на… Короче внизу. Нежные такие, умелые. — Ну вот, а говорил «спать пора!».

С утра мы сидели на нашей большой кухне, и пили настоящий обжигающий натуральный кофе. Здесь еще можно было его достать, поэтому я пристрастился к нему сразу. В том мире, откуда мы пришли, кофе был немыслимой роскошью, я его видел раза два, и то пробовал только раз, на приеме у начальника отдела специальных операций среди особо приближенных лиц. А что пили обычно? Воду, не всегда чистую, приправленную армейским набором стимуляторов и прочей химии. А вот до армии — что попало. Ребенок, оставшийся без попечения родителей, погибших в начале Возвращения, не мог себе позволить ничего больше затхлой воды из грязных баков в лагере беженцев. Да там и ели-то не каждый день, кому нужны дармоеды, которые отнимают еду у солдат, сражающихся за мир?