Дмитрий Янковский - Возвращение волхва - Против тысячи втроем [СИ]

— Жесть, — прокомментировал Макс. — Ежа мне в трусы. Но, кажется Предтечи поняли, кого надо притащить.

— Видимо, да, — согласился Родослав. — Скорее всего добыли какую-то древнюю книгу, что-то в ней вычитали, нашли моего кровного родственника, Алексея Куракина, подвели его к артефакту и обеспечили перенос. Но на тот момент тело Макса Громова, то есть твое, являлось моим телом-носителем в твоем мире, который я некогда выбрал для перемещения. Наши с тобой личности настолько склеились, что перенеслись в тело Алексея Куракина вместе. И вот, мы тут.

— Поздравляю. — Макс невесело усмехнулся. — А дальше что? Ты что-нибудь наколдуешь, чтобы нас вытащить?

— Нет. Я великий маг, я быстро набираю силу в родном мире, я уже смог разделить наши личности и пообщаться с тобой, но тело, в которое мы попали, не инициировано. Я не могу творить заклинания, тем более, боевые.

— Так, приплыли. То есть, нам надо сделать артефакт хитрой формы, и ждать еще триста лет, пока он зарядится от энергии пространства?

— Конечно, нет. В этом мире, есть готовый артефакт первого вида, с уже приклеенным набором заклинаний.

— Золотая пластина?

— Да. С ее помощью абсолютно любой человек, зная магическую последовательность, сможет меня инициировать. Так что план простой. Выбраться, забрать пластину у Клеща и найти надежного человека, который инициирует меня в теле Алексея Куракина. Затем я тебя отправлю домой, в родное тело, а сам останусь тут, возрождать магию.

— План отличный, но есть несколько тонкостей, — с издевкой заметил Макс. — Во-первых, отсюда хрен выберешься. Во-вторых, я не представляю, где найти надежного человека. А в-третьих, моему телу в моем родном мире пипец, оно там сдохло от взрыва ракеты, если ты забыл.

— А, да. Магический склероз еще не до конца развеялся. Но да, я помню.

— И что, нам с тобой теперь в одном мозгу все время жить, как петушкам в одной камере?

— Ну, нет. Выберешь себе тело, я тебя в него перенесу. Или в фонарный столб, в зависимости от поведения. Но только после активации. Раньше никак.

— Зашибись. И как нам это все провернуть?

— Понятия не имею, — честно признался Родомир.

— Попали, так попали, — вслух произнес Макс. — Попаданцы хреновы, ежа нам обоим в трусы. Тем более, что трусы у нас одни на двоих. У меня одни на двоих трусы с мужиком. Убиццо провалиццо.

Голос Родослвава в голове не умолкал, постоянно тарахтел, рассказывая, насколько он крутой волхв, как он сражался с архатами и прочей нечистью, и как быстро у него получится восстановить магию, занять значимое место в социальной структуре Империи, и так далее, и тому подобное. Макс вспомнил, как Батый какое-то время назад научился ловить гражданское радио своим сканером, настраивался на юмористический канал и так всех задалбывал тупорылым стэндапом, что хотелось кинуть говнодав в сканер. Ну, или в башку Батыю, в зависимости от накала внутренней страсти. Теперь же хотелось заткнуть Родослава, но нужен был какой-то другой способ, альтернативный, без броска говнодава себе в башку. Башка тоже пока одна на двоих.

Макс сделал ментальное усилие с намерением подавить Родослава волей, загнать его куда-нибудь поглубже в подсознание и там запереть, хотя бы на время, чтобы поразмыслить в тишине над выходом из создавшейся ситуации. Как ни странно, это принесло результат — Родослав умолк, затем попытался что-то вякнуть, но уже как-то невразумительно, затем его голос донесся, как сквозь вату, и затих вовсе. Макс вздохнул с облегчением.

Он никак не мог отделаться от ощущения, что делит мозги не с древним могучим волхвом, а с прыщавым подростком, изо всех сил пытающимся выдать себя за могучего волхва. Отчасти дело было в языке. С одной стороны понятно, что Родослав использовал только известные Максу слова и обороты, с другой стороны сам Макс так не говорил. Дело не в словарном запасе, а в том, о чем идет разговор. Весь опыт Макса кричал, что чем больше в человеке реальной крути, тем он меньше хвастается, больше помалкивает, а если говорит, то по делу. Родослав же тарахтел так, словно боялся, что его не воспримут всерьез. Это было странно, это настораживало, это следовало обдумать, чтобы самому не попасть впросак. Но как о таком думать, если тот, о проведении которого ты размышляешь, использует для мышления тот же мозг? Но вот если его заткнуть — дело другое. Впрочем, все равно никакой стройной теории не рождалось. Просто ощущение создавалось — подросток, и все тут. Он не мог не быть волхвом, так как слишком много в его истории соответствовало наблюдаемым фактам, но при этом голос в голове совершенно не вязался с образом белобородого старца в длинной рубахе.