Валерий Атамашкин - Я – Спартак! Битва за Рим

Стояла глубокая ночь. При свете костров и факелов в нашем лагере кипели приготовления. Я размышлял, стоя у входа в палатку. Температура близилась к нулю, поэтому я кутался в плащ, изо рта шел пар. Никто не затягивал, было решено выдвигаться завтра утром. Готовили коней, собирали снаряжение, заправляли мечи. После недолгих прений, вспыхнувших между моими полководцами, было решено увеличить число конных отрядов втрое. Основной аргумент выдвинул Аниций, благоразумно посчитавший, что нам не следует размениваться, а стоит выдвинуть отряды сразу ко всем апулийским латифундиям разом. После недолгих споров решение было поддержано единогласно. Тридцать конных отрядов разной численности должны были вооружиться к утру. Идея спустить на Лукулла рабов с латифундий привела моих военачальников в восторг и еще более окрепла, когда к нам в лагерь пришли вести о бесчинствах невольников в Каннах. Эх, если бы полководцы знали, что последует за этим! Выпуская невольников на апулийские просторы, мы всего лишь запускали малую шестеренку, которая раскрутит огромный механизм. Я взваливал на свои плечи огромную ответственность, ставил на карту всю нашу судьбу. Рут, Тирн, Лукор и Аниций, никто из них не мог мне помочь в задуманном. Путь, по которому я пошел, был путь одиночки. Мои военачальники же должны были считать, что этот путь мы преодолеваем все вместе…

Я не сразу заметил Тирна, которого позвал к себе для разговора.

– Спартак? – окликнул меня молодой галл. – Ты звал меня?

– Нам нужно поговорить, – я вздрогнул от неожиданности.

– Конечно, Спартак! Я тебя слушаю! – он внимательно посмотрел на меня и добавил: – Ты в порядке? Выглядишь не ахти.

– Мне нужна твоя помощь, я могу на тебя рассчитывать? – спросил я, сразу переходя к делу.

– Слушаю!

– Ты возглавишь наступление на восток, – сообщил я.

– Почему, Спартак? – удивился молодой галл. – Ты останешься в лагере?

Я закутался в плащ, выпустил изо рта пар, наблюдая, как он растворяется в воздухе. Не хотелось юлить.

– Я могу говорить прямо? – спросил я.

– Конечно, – Тирн замялся, он все еще не отошел от моих слов.

– Ты возглавишь наступление, потому что мы с Рутом не будем принимать в нем участие. У тебя все получиться, я уверен.

Тирн насторожился. Он знал, что после утреннего выступления лагерь покинут порядка трех тысяч человек лучших вояк. Лагерь останется наполовину пуст, но на случай внезапной атаки, которую вовсе нельзя было исключать, в городе должен остаться полководец. За завтраком, когда мы сообща приняли решение выдвинуть новые конные отряды, я сообщил военачальникам, что в лагере останутся Лукор и Аниций. Я, Тирн и Рут были в числе тех, кто вел конные отряды на восток.

– Как это понимать? – озадаченно спросил молодой галл. – Что произошло?

– Тирн…

– Мне важно это знать, Спартак! – вскричал он. – Ведь сегодня утром, за завтраком, что-то произошло? Так?

– Все в порядке…

– Это не правда! – перебил меня галл. – Будь так, и ты просто отдал бы приказ выдвинуть новые конные отряды на восток, но ты этого не сделал! Почему, Спартак? Ты подвел нас к этому! – Тирн, стоявший по левое плечо от меня, скрестил руки на груди.

– Это было так заметно? – спросил я.

Галл пожал плечами.

– Почему ты просто не отдал приказ? – настойчиво повторил он.

– Я хотел зажечь искру в ваших сердцах. Меня учили, что для объединения людей им необходимо показать общую цель, – спокойно ответил я.

– Но ведь если бы ты отдал нам приказ, никто бы не ослушался!

– Не ослушался, – согласился я. – Только что с того? Что останется, когда рядом больше не будет лидера? Я не хочу, чтобы гладиаторы начали сомневаться. Они должны идти вперед, не оглядываясь, поэтому я и хотел, чтобы каждый сам для себя принял это решение. Сказать честно, Тирн? Я хотел убедиться, что мы все еще смотрим в одну сторону. Для меня это самое важное, что только может быть. Особенно сейчас.

Тирн задумался, пропуская через себя мои слова. Не знаю, понял ли молодой галл смысл сказанного, но он нахмурился.

– Почему, Спартак? Ты сомневаешься?

– Важно знать, за что ты воюешь и почему, иначе очень быстро растеряешь любую, даже самую крепкую, веру. Или, чего хуже, засомневаешься в том, что ты делаешь, – заверил я. – На самом деле нас и рабов с латифундий разделяет всего лишь один невидимый шаг, переступи его, и ты уже ничем не будешь отличаться от латифундийских невольников! Цель и вера делают из толпы единое целое. Понимаешь, о чем я, Тирн?