Нет, после Кагена, разумеется, много чего осталось, но даже надумай я нажить себе прозвище наподобие "царь-нищеброд" и дотаскивать обноски Лисапетова братца, то все равно ничего не вышло бы. Каген, ростом хотя и был примерно со своего монашествующего родича, в плечах был изрядно пошире, а в брюхе, так и вовсе втрое мое нынешнее тело превосходил, так что реши я влезть в шервани прошлого монарха, тот гляделся бы на мне как мешок на вешалке. А я все ж таки царь, первое лицо в государстве, мне положено выглядеть богато — иного не поймут-с.
Личный парсюк моего величества, равно как и его подмастерья, выглядел замученным, часто моргал слезящимися красными глазами и, как мне кажется, удерживался от зевоты в моем присутствии лишь неимоверным напряжением всех сил, однако обряжая меня в очередной костюмчик не мог скрыть довольства на лице: все сидело как влитое, при том что шилось по снятым меркам, без подгонки на заказчике. Я, соответственно, на похвалу не поскупился, и за работу повелел с ним немедленно рассчитаться. А то знаю я ( по книжкам ) как монархи, порой, десятилетиями пустяшные долги отдавали. Не пустяшные и того дольше.
Наконец, расплевавшись с делами гардеробными ( и, заодно, переодевшись в одежду попроще ), я добрался до своего кабинета. Выписал все необходимые бумажки для Дафадамина, познакомился с витязями, которых он выбрал себе в попутчики, потом с секретариатом своим познакомился…
Все же характеристика сих достойных мужей, кою дал Тумил, оказалась, скажем так, не вполне исчерпывающей. Впрочем, парню, по младости лет вполне простительно, что за личиной улыбчивых старичков с тихими голосами он не рассмотрел матерейших зубров закона и параграфа, всю свою жизнь проведших на чиновничьей службе, и взятых доживать век в царский секретариат лишь тогда, когда они, по откровенной дряхлости, уже не могли выполнять служебных обязанностей в своих ведомствах. Лучшие из лучших в своем деле, ветераны бюрократического аппарата, их Каген отбирал с особым тщанием, и со мной они держались сохраняя достоинство, уверенные в своей нужности и полезности любой власти.
Мило мы с ними травяных настоев погоняли, за жизнь поговорили по душам, рецептами лечения стариковских болячек поделились, опять же…
— Ну что, судари мои, — обратился я к ним, уже собираясь уходить, — вы промеж себя уже порешали, кому из вас быть новым царским секретарем?
Дедки переглянулись без особого восторга.
— Ну што вы, ваше велишештво. — прошамкал один из них, Хвач из Зеленых Ёлок, бывший некогда одним из высших чинов по ведомству мытарей, — И в мышлях не было на такую шебутную долшношть претендовать. Штароваты мы, гошударь, твою першону от толп штрашдущих охранять. Помолоше кто-то нушен, пошдоровее. Вот как штермянной твой, Тумил иш Штарой Башни, только ущидщивый. А мы уш ему пошпошобштвуем.
Старый хитрец кивнул в сторону нескольких стопок документов, принятых сегодня у челобитчиков и рассортированных секретарями по принципу единообразия вопросов в них изложенных.
— Наличие острого ума приветствуется?, — усмехнулся я.
— Это не обяшательно, повелитель. — ответил Хвач. — Мы будем его умом. Главное штоб мог твердо штоять на швоем в шпоре ш любым пошетителем приемной.
— Ну тогда есть у меня один кандидат на примете…
Вернувшись в кабинет я еще немного поразмыслил, пришел к выводу что пришедшая мне в голову идея весьма недурна и, обмакнув тростниковое перо в чернильницу я вывел на расстеленном листе пергамента:
Дорогой отец Тхритрава, привет!
Скажи, насколько сильно привязан ты к брату Люкаве?
* * *
Остаток дня я провел в своих апартаментах, на стоящем у окна диванчике и с Князем Мышкиным на коленях. Накормленный Рунькой кот ( князь Папак приставил пацана приглядывать за зверенышем, мотивировав это, со слов мальчика, так: "кот — не тарелка, его ты разбить умудришься вряд ли" ) умильно сопел, завернувшись сам в себя — врубил спящий режим, после того как ему драйвера на рыбу установили, — а я разбирал документы и мысленно прикидывал, где так успел в той жизни нагрешить, что меня в цари запихали.
Чего мне только не понаписали… Нет, были и вполне полезные документы, наподобие отчетов наместников провинций и отдельных царских владений скопившиеся за последний месяц безвластия, но большая часть цидулек оказалась разнообразными жалобами, кляузами и обидами, причем обильно приправленных цитатами из священных текстов, что для делопроизводства в Ашшории, вообще-то, нехарактерно. Видать решили, что раз царь у них — служитель культа, этак ему будет понятнее и веса их словам заодно придаст. Ну-ну, блажен кто верует.
Читать дальше