Андрей Величко - Фагоцит. Покой нам только снится [litres]

Модуль казался удивительно маленьким – сейчас он не имел даже шасси, которое осталось на Луне. Жилой отсек поверх легкой рамы, четыре небольших двигателя внизу и шесть шарообразных баков по периметру – вот все. И в этом скворечнике я спускался на Луну и даже как-то поднялся обратно на орбиту! Но больше я туда не полезу, и не уговаривайте.

Кое-как я добрался до корабля, засунул сумку с образцами в контейнер, протиснулся в открытый люк, устроился на сиденье и захлопнул крышку над головой. Включил питание электроники, убедился, что люк закрылся герметично, и открыл кран, запуская атмосферу в жилой отсек.

Минуты через три давление составило триста пятьдесят миллиметров ртутного столба, и я поднял стекло скафандра. Да, температура бодрящая, примерно минус пятнадцать, но в начале полета было хуже, и ничего, обошлось. Пора, пожалуй, пытаться связаться с Землей.

Наше с Антоновым положение было хоть и не совсем аховым, но ничего особо приятного в нем тоже не наблюдалось. Маневрируя для сближения с лунным модулем, «Союз» сжег топливо, которого тут и так было впритык, и теперь никакого запаса вообще не оставалось. То есть если и разгоняющий импульс для ухода с луной орбиты, и тормозящий для перехода на околоземную будут проведены идеально, горючего на них хватит. Однако ни о какой коррекции орбиты в пути тогда не может быть и речи. А если она вдруг понадобится, то на торможение горючего не останется. Правда, это будет еще не совсем кирдык, разработан резервный вариант, но – чисто теоретически. Как он пройдет на практике, никто предугадать не мог.

– Ничего, – проявил оптимизм Антонов, – сюда долетели без промежуточных коррекций, авось и обратно так же долетим.

Я, честно говоря, надежд духовного брата не разделял – и оказался прав. На обратном пути потребовалось аж две коррекции. И если после первой горючего еще теоретически, без всякого запаса и даже с небольшим минусом, но все же как-то могло хватить для торможения при переходе на околоземную орбиту, то вторая коррекция ставила на этом жирный крест. Правда, она прошла в пятидесяти пяти тысячах километрах от Земли.

– Можно попробовать смотаться в двадцать первый век, – предложил Антонов.

– Зачем?

– Тебе-то, может, и незачем, а у меня там лежит организм, и я за него волнуюсь.

– Ну да, какую секунду он там лежит – пятую или шестую? Думаешь, с ним за такое время могло что-нибудь случится?

– По идее, не могло, но проверить все равно надо.

И тут случилось невероятное – Антонов исчез. Я с удивлением почувствовал, что никакой второй личности в моем сознании нет – совсем. И поддержанием организма в тонусе теперь надо заниматься мне, а это ой как не просто. Не потерять бы сознание от духоты – атмосфера в корабле к концу полета отвратная, резервный поглотитель тоже почти сдох, затекли обе ноги, голова кружится, тошнит, пульс частит… да за что же хвататься в первую очередь?

Но мой пессимизм даже не успел дойти до максимума, как Антонов вернулся. Странно так говорить о виртуальной личности, но он был отдохнувшим, отоспавшимся и отъевшимся до того, что аж лоснился. И я все, что с ним происходило, воспринимаю как сон! А резервную копию с него я сразу снять не догадался и теперь помню только два эпизода, да и то смутно. Первый – Антонов стоит у открытой двери холодильника и пьет из горла боржоми, при этом плотоядно косясь на залежи банок с лососем и черной икрой. И второй – он целуется со своей Мариной, а его шаловливые ручонки уже перебрались с талии дамы на пониже.

– Сколько тут у тебя прошло, целых пятнадцать секунд? – поинтересовался он. – А у меня почти двое суток. Э, да что тут с тобой такое? Так ведь и копыта недолго отбросить! Ну-ка, уйди на второй план, я постараюсь привести твое здоровье в идеал.

Минут за пятнадцать организм Скворцова был приведен в относительный порядок. Не в идеал, конечно, но теперь он хотя бы снова стал работоспособным.

– Все, вылезай из тени, начинай работать, а я, как раньше, буду тебя со второго плана поддерживать, – предложил Антонов. – А то у тебя тут уже Земля разоряется, волнуются люди.

Действительно, из динамика доносился напряженный голос Фроловского:

– Барсук, Барсук, ответьте!

Барсук – это был мой позывной в данном полете.

– Барсук, Барсук! Вить, да что там с тобой?

– Уже нормально, – сказал я. – Пришлось отвлечься на сеанс аутотренинга, без него был риск в самый ответственный момент потерять сознание. Сейчас все в порядке. Когда будет готов расчет для входа в атмосферу?