Алексей Анонимов - Гронтхейм

Десять, пятнадцать, двадцать раз. Раз за разом, он повторял всего одно слово. И вот, собравшаяся в углублении алтаря кровь вдруг почернела и забурлила. Как концентрированная азотная кислота, разъедающая металл, она шипела и плескалась.

Некромант умолк. Он обмакнул лезвие Сатана в кровь. Раз, другой, третий. И так до тех пор, пока вся кровь до последней капли не впиталась в металл. Магия, по-другому и не скажешь.

— А теперь, — обернулся Гортон с каменным лицом к беспомощному ребенку, — перейдем к главному.

Он склонился над Данилой и начал вырезать у него на груди странный символ. Кропотливо, не торопясь. Десятки линий, витиеватые узоры, надписи. Но что самое удивительное, все по памяти. Хоть и проделывал подобное впервые.

Медленно, не спеша, Гортон вырезал на алебастровой коже символ Алески — известный в магии Крови как “ворота души”.

Закончив с художествами, он отложил кинжал и положил руки на окровавленную грудь. В ту же секунду доселе неподвижное тело внезапно забилось в конвульсиях, а распахнувшиеся в процессе глаза того и гляди выпрыгнут из орбит. Если бы не ремни, удерживающие его….

Вокруг ладоней некроманта неожиданно забрезжил свет. Самый белый, самый чистый, идеальней его нет на свете. Словами не описать, насколько он был красив. То был эффект открытия врат души, что распахнулись пред некромантом под действием заклинания.

На лбу Гортона проступила испарина. Бисеринки пота, одна за другой, скатывались по дряблой старческой коже и капали на пол. Очень быстро из капель собралась небольшая лужица.

Лицо некроманта исказила гримаса боли. Что-то мешало, что-то блокировало ему путь в глубины души. Туда, где хранится все. Все, что представляет собой человек от дня появления на свет и до этого момента.

— «А она не шутила. Память и впрямь будто отшибло. Не заклинание, не зелье. Что-то другое, что-то неправильное. Артефакт?».

Прошла минута, вторая, третья. Гортон не сдавался. Магия из него вытекала уже даже не фонтаном, а самым что ни на есть гейзером. Если так пойдет и дальше, ему придется выбирать: либо прервать ритуал и остаться ни с чем, либо задействовать жизненную силу. Что в его возрасте, между прочим, легко может привести к смерти.

Но Гортон лишь усилил напор. Прорваться любой ценой и узнать, где прячется Салмейн. И тогда…. Нет, один он не справится. Там наверняка будет не только Салмейн, но и его ученики. Вряд ли пташки будут просто смотреть, как убивают их наставника.

Придется ему, как и в прошлый раз, действовать сообща с Башней, Орденом и Инквизицией. Ну, или разыграть козырь — призыв Костяного Жнеца. Однако цена за его использование непомерно высока — взамен, жнец заберет душу мага с собой в царство теней.

Призыв Костяного Жнеца — самое сильное заклинание некромантии, считавшееся давно утерянным. Оно доступно лишь тем, кто получил благословенье Гадеса. Тем, кто получил метку и после смерти пополнит ряды его несметной армии.

Но в таком случае душа не обретет покой и не сможет переродиться. Она навеки будет заточена в мире без света, в мире вечной темноты.

— «Вот оно! Вот то, что я искал».

Если описать словами, что Гортон сейчас видел, находясь в глубинах памяти Данилы, то самым подходящим будет книга. Твердый кожаный переплет и тысячи страниц, каждая из которых рассказывает об одном дне из жизни.

Однако в его случае, все листы оказались пустыми. Ну, кроме разве что последней страницы. Но даже в ней, исписана была едва ли четвертинка.

Когда силы некроманта были уже на исходе, и он подумывал бросить эту затею, на предыдущих страницах неожиданно проступили чернила. Гортону стоило бы прерваться, но то, что он на них прочел….

Он слышал легенды об иных мирах, что ушедший народ был способен путешествовать между ними. Но даже мысли не допускал, что они могут оказаться правдой.

Не счесть, сколько талантливых магов сгинуло в попытке прорвать барьер мироздания. Одни умирали в тщетных попытках от истощения сил, других буквально разрывало на части, а некоторые и вовсе бесследно исчезали.

К слову о последних. Если они и впрямь переместились в другие миры, что вряд ли, никто из них не вернулся.

Гортона всего трясло. Находясь в нематериальной, астральной форме, он, метафорически выражаясь, с бешеной скоростью переворачивал страницу за страницей. А в это время из тела реального, капля за каплей, утекала жизнь.

С каждой секундой, с каждой минутой, что Гортон проводил в воспоминаньях Данилы, смерть подбиралась к нему все ближе. Кожа серела и иссыхала буквально на глазах, морщины становились глубже и чернели.