Олег Таругин - Комдив. Ключи от ворот Ленинграда

– Аккуратнее, красавица, так и командира зашибить недолго! А кто тогда с немцем воевать станет? Спускаемся осторожненько, тут ступеньки. Вот и хорошо. Ну, все нормально?

– Да… – пискнула девчушка, выдергивая из его руки таз. Бурая, цвета мясных помоев жидкость на дне едва заметно плеснула. – Виновата, не заметила. Разрешите идти?

– Разрешаю, – улыбнулся Сергей, делая знак Гарееву. Майор плавным движением метнулся к медичке, помог спуститься с крыльца, успев незаметно подмигнуть. – Как там наши раненые?

– Помощь обоим оказали, жить будут, – взяв себя в руки, ответила та. – Можно поговорить. Недолго только, им в госпиталь нужно. Ой, да что вы у меня-то спрашиваете? Проходите внутрь, доктор сам и расскажет. Хотя нет, он только что ушел, минут через двадцать вернется. Вы его, наверное, подождите, да?

– Спасибо, дальше мы уж сами разберемся.

Еще раз ободряюще улыбнувшись девушке, Сергей толкнул дверь и прошел в сени, ничуть не смущенный неожиданным происшествием майор – следом. Пригнувшись, чтоб не ушибить голову о низкую притолоку, огляделся. Просторная комната, выходящая окнами на восток и запад (по два с каждой стороны) и оттого светлая, разделена надвое подвешенными под потолком белыми простынями. За которыми, нужно полагать, располагалась та самая то ли смотровая, то ли перевязочная: весьма далекий от медицины Кобрин в подобном разбирался очень слабо. Поскольку там, в его времени, все, касающееся оказания помощи раненым, было в целом автоматизировано. На поле боя – индивидуальные аптечки первой помощи, способные остановить кровотечение, снять болевой шок, защитить от отравления или радиации и поддержать организм бойца до прибытия эвакуационной команды. На следующем этапе – компьютеризированные операционные и реанимационные модули, требующие минимального человеческого вмешательства. Здесь же все было совсем иначе…

Раненые сидели на покрытой застиранной простыней лавке в граничащем с сенцами «предбаннике», куда меньшем по размеру, нежели основная часть помещения. Один совсем молодой, не больше двадцати лет. Голова перевязана, на только что наложенном белоснежном бинте уже успело проступить крохотное алое пятнышко; под правым глазом, опускаясь на полщеки, наливается роскошный синяк, скорее даже кровоподтек. Знакомое дело – подобное бывает при сильном ударе, например прикладом или ногой. Второй постарше, под тридцать, пожалуй. Баюкает на груди правую руку, замотанную тугими турами бинта от локтя и выше. Штанина маскировочного костюма, обычной двухцветной «амебы», разорвана вместе с хлопчатобумажными шароварами, свисая лохмотьями от колена до голенища сапога, глубокие ссадины на коже обильно замазаны йодом. Лица у обоих чумазые, пятнисто-полосатые от смешанной с потом грязи, копоти и крови, только белки глаз и выделяются. Да уж, похоже, тяжко сегодня мужикам пришлось…

Заметив вошедших, ближайший ко входу разведчик (тот, что постарше) попытался торопливо подняться на ноги. Его товарищ, мазнув по лицу комдива расфокусированным взглядом человека, получившего черепно-мозговую травму, с запозданием дернулся следом, однако Кобрин лишь махнул рукой – «сидите, мол».

– Товарищ полковник, товарищ майор, замкомвзвода сержант Евсиков…

– Вольно, сержант. О здоровье не спрашиваю, сам все вижу. Доложить о результатах разведки сможете?

– Так точно, смогу, – кивнул сержант, бросив на товарища короткий взгляд.

Поискав взглядом, на что бы присесть, Сергей заметил возле противоположной стены парочку массивных деревенских табуретов. Подтянув один поближе, уселся в паре метров от бойцов. Вторым завладел Гареев, разместившийся в углу. Выложив поверх планшета блокнот и взяв карандаш, майор приготовился конспектировать разговор, выполняя просьбу командира. Особой надобности в последнем, в принципе, не было: на память Кобрин пока не жаловался, но пусть будет. Вдруг на самом деле что-то важное упустит?

Сергей оглядел напрягшихся разведчиков. Волнуются, понятно: не ожидали, что придется повторять рассказ самому комдиву. Да еще и в подобной обстановке, определенно не способствующей спокойному разговору. А что делать? Нет у него ни времени, ни возможности, чтобы дожидаться оформленного по всем правилам рапорта. Обстоятельного, с аккуратно нанесенными на карту местности пометками и пояснениями. И местного особиста, которому при подобном разговоре обязательно надлежит присутствовать, в пределах видимости тоже не наблюдается. Что, с одной стороны, вроде как непорядок, а с другой? А с другой – некогда ждать. Поскольку у него снова цейтнот, как и в прошлые два раза.