Константин Филиппов - Сноходец [СИ]

Осторожно, движение за движением, я лез вниз, не забывая охлаждать воздух. Лишь когда нора начала расширяться, я зажег тоненький огонек на длинной и сухой ветке. Логово зверя оказалось просторным. Во всяком случае, кроме этой туши, тут поместилось бы еще штуки три таких. В стоящей вокруг тишине я услышал, как тихо дышит лежащий зверь, и замерев, продолжил впитывать в себя тепло из окружающего воздуха.

Температура неуклонно понижалась. Зверь несколько раз всхрапнул, дернул ногой и продолжил спать, а спустя какое-то время звуки его дыхания и вовсе исчезли. Не переставая забирать тепло, я подошел к нему ближе и прислушался. Все. Готов. Облегченно выдохнув, я сел рядом и потыкал в него ножиком. Угу. С таким же успехом я мог бы потыкать им в дерево диаметром в пару метров. Кажется, в своих планах я кое-чего не учел, поэтому принялся вспоминать, что же зимой можно было употреблять в пищу? «Вот северные народы, у которых зима по 9 месяцев в году, например, что они ели? Вспоминай, голова». В прошлой жизни я же мутил с девчонкой, жившей до этого на крайнем севере, и даже в гости к ней как-то захаживал.

Память с трудом выудила из закромов рецепт деликатеса из оленя. Несколько дней не кормить, чтобы очистить кишечник, затем задушить, не повреждая шкуры. После этого погрузить в болото, присыпать торфом, ветками, камнями и оставить на пару месяцев. Потом достать и употребить в пищу. И как они только трупного яда не боялись. Ни кадаверин, ни путресцин, ни нейрин их не брал.

Поморщившись, я подумал и, пустив огонь в нож, попытался повторить попытку освежевать зверя. Безуспешно. Попытка отогреть хотя бы кусок, чтобы воткнуть туда нож, тоже с треском провалилась. Эту шкуру только газовая горелка возьмет, предмет, которого не было под рукой, а фокусировать в узкой точке огонь, на данный момент для меня была еще та задача.

Выбравшись из норы на свежий воздух, я замаскировал в нее вход и, вернувшись обратно, принялся заново обдумывать ситуацию. Ни оленя, ни болота, ни торфа под рукой не было. И тут меня пробрало на смех. Я тихо и долго смеялся, лежа в норе, но, услышав какой-то треск, замолчал и подполз ближе к поверхности. Три гигантские туши шли по лесу, небрежно задевая деревья боками, а те жалобно трещали и кренились в стороны.

Видел я рисунки этих зверюг в родовых хрониках. Из-за них мы и отказались от частокола вокруг родового гнезда. Для них это вызов, как перед быком красной тряпкой помахать. Пока все не разнесут по бревнышку, не успокоятся. Я проводил их взглядом и сполз обратно. Похоже, у меня оставался только один вариант, и назывался он «глубокая медитация». Память юного практика, которой он поделился, хранила в себе описание этого действия, когда совершенствующийся, медитирует в течение нескольких недель или месяцев. Практики выбирали для этого уединенные места и погружались в глубины подсознания, пытаясь найти там просветление.

Тайны Вселенной, Дао Огня, бессмертие — заманчивые вещи, но мне требовалось только зиму переждать. Устроившись поудобнее, я начал погружаться в свое подсознание, надеясь очнуться, когда начнет таять снег, и закрыл глаза.

Неделю спустя.

— Я слышала, что Марк во сне, может оказываться в телах других людей, — сказала вечером Линн, сидя рядом с мужем. — Я надеюсь, что он заглянет в твое тело и увидит это.

Ее глаза не отрывались от стены в их спальне, где было написано большими буквами:

«МАРК, ВЕРНИСЬ ДОМОЙ, ПОЖАЛУЙСТА!!!»

Ее муж лишь вздохнул и ничего не ответил.

Две недели спустя.

В заснеженном лесу, под поваленным деревом, была длинная нора. Скрытая от любопытных взглядов, она уходила глубоко вниз, и если бы кто-нибудь спустился по ней, то он увидел бы необычную картину. В ее центре сидел мальчик, окруженный несколькими слоями пламени. От самого насыщенного и яркого, до прозрачного, практически невидимого глазу. Лишь небольшое количество поступающего сюда воздуха не давало ему взвиться и разрастись вширь. От этого пламя злилось и вымещало свое раздражение на лежащей рядом туше зверя. Язычки огня яростно вгрызались в мертвую тушу и пожирали ее плоть, они не успокоились, пока от нее не осталась лишь кучка пепла. Даже кости, твердые и крепкие, не избежали этой участи, став пылью, которую разнесет по округе даже легчайший ветерок.

Месяц спустя.

Неподвижно сидящий ребенок пошевелился, и его глаза медленно открылись. Будь кто-то рядом, он бы увидел, что его зрачки поменяли свой цвет и стали красными, так же как и волосы. Если раньше они были серыми, прямыми и лежали, как хотелось их хозяину, то теперь две огненные пряди упрямо вздыбились вверх, не собираясь возвращаться на свое место.