Андрей Белянин - Ученица царя обезьян [litres]

Сидевшая рядом женщина с биноклем возмущённо скривилась и убежала из зала. Да и пусть…

– Я же просила, чтобы ты не носил в ухе эту палку! – крикнула блондинка, потому что соблюдать тишину уже не имело никакого смысла, весь зал шумел, как одесский Привоз. – Фу! Она опять вся грязная! А ты её ещё и руками хватаешь!

Тем временем на сцене шла своя баталия, русские балерины дрались с хвостатыми китаянками. Почему-то молодые мужчины-танцовщики растерянно стояли, манерно разводя руками. Быть может, просто боялись испортить маникюр или косметику.

Ну разве что на помощь к возмущённому отцу Джульетты присоединился не менее рассерженный отец Ромео. Они были уже весьма взрослыми мужиками и вдвоём пытались призвать всех к порядку, забыв о многолетней вражде семейств.

Одна китайская красавица случайно упала в оркестровую яму, и дирижёр под вой и визг самозабвенно лупил её палочкой. То есть и музыка, естественно, пошла под откос…

– Женщина, немедленно уходи отсюда, – приказал Сунь Укун, поудобнее перехватив посох.

– А ты?

– А я буду делать то, что должен – уничтожать демонов!

– Ну уж нет! – Ольга повисла у него на плечах. – Никого уничтожать ты не будешь! Мне проблемы с полицией не нужны!

Она потянула его на выход, но он уже размахнулся посохом, так что девушке пришлось рухнуть на свободный стул, чтобы увернуться. А героический китаец, час назад залитый пивом, встал и прямо по спинкам кресел пошёл к сцене, едва ли не наступая на головы уворачивающимся зрителям с передних рядов. Кое-кто всё ещё щебетал об «оригинальной постановке», но что тут скажешь, театралы – люди особенные, при желании они могут оправдать всё…

– Хи-хи-хи!!! – крикнул Сунь Укун, отталкиваясь посохом от бортика оркестровой ямы, перепрыгивая через неё и эффектно вылетая на сцену.

– Ну уж теперь я точно никуда не уйду, – пробормотала блондинка, усаживаясь поудобнее. – Надо было попкорн взять, что ли…

Все прекрасные китаянки, увидев царя обезьян, дружно накинулись на него, и несколько мгновений по сцене каталась неуправляемая куча тел. Большинство танцовщиков и танцовщиц успевали отскакивать в сторону. А менее расторопных просто сшибало, как кегли, и они уползали со сцены. Но кое-кто из самых безбашенных, наоборот, прыгал в самую середину с кличем «зашибу-у!», усиливая общее веселье.

Потом из клубка ярких халатов, ног в колготках, плащей, рапир и разнообразных хвостов вылез Сунь Укун, отряхнул штаны от пыли, обернулся к залу, смущённо поклонился и стал наблюдать со стороны, как клубок из китайских лисиц и саратовских балерин, бьющих друг друга, продолжает яростно кататься по главной площади Вероны.

Периодически клубок пинали дорогие сапоги глав семейств Монтекки и Капулетти, направляя то в ту, то в другую сторону. Через несколько минут к этому специфическому футболу подключились их возрастные жёны. А расхрабрившийся Ромео, вдруг выбежав из правой кулисы, дал такого пинка, что шар из узкоглазых красавиц подскочил в воздух и, упав на сцену, окутался облаком пыли. Ольга невольно зааплодировала ему стоя, зал поддержал…

– Обезьяны здесь нет! – пискнул кто-то из китаянок.

– Обезьяны нет!

– Тут нет обезьяны! – внезапно осознали лисицы и ещё несколько мгновений расползались в стороны, а потом взмыли в воздух и угрожающе зависли под потолком. Побитые, перекошенные, в рваных одеждах и с помятыми причёсками, но упёртые как никто.

– Тогда где обезьяна? Где?! – кричала одна, с подбитым глазом.

– Он где-то здесь, я чую его запах, сестра! – ответила вторая, с львиным хвостом. Она сощурилась и внимательно осматривала зал с высоты на уровне люстры.

Сунь Укун, беззвучно хихикая, спокойно стоял в дальнем углу сцены, позади них, но девицам даже не пришло в голову оглянуться. Кто-то в зале искренне засмеялся. Кто-то сокрушённо качал головой. Свет не включали, видимо, и работники сцены не знали, как себя вести, хренея на месте.

– Товарищи! Власти скрывают! – внезапно закричал один из оставшихся зрителей, поднимаясь с места. – В этот театр пустили газ! У нас галлюцинации! Правительство прямо сейчас ставит над нами опыты и сводит нас с ума, чтобы продать на органы!

– Да кому нужны твои пропитые органы?! Тьфу! – Бабушка в праздничном белом беретике сплюнула на пол. – Ты вообще как в театр-то попал, алкашина?! А ну иди в буфет, тебе там нальют, если деньги есть. А людям Шекспира досматривать не мешай, люди деньги платили!

– Где обезьяна?! – по-прежнему не могли понять лисицы.