Андрей Белянин - Ученица царя обезьян [litres]

Автобус подошёл не сразу, зато оказался полупустым. Ольга прошла на задний ряд, Великий Мудрец послушно последовал за ней. Суровая кондукторша, обилетив пассажиров, ушла поболтать с водителем.

– Я же мужчина, – внезапно заявил Сунь Укун. – Я сам могу сходить к вашим разбойникам, если ты боишься, и продать им золото и эти странные плоские штуки «телефоны».

– Человек из прошлого, который называет смартфоны «плоскими штуками», решил что-то продавать цыганам? – усмехнулась Ольга. – Да они тебя до трусов разденут!

– Не разденут, я – Сунь Укун!

Автобус тряхнуло на остановке, и в него влетели шумные школьники.

– Да хоть китайский император! – пожав плечами, ответила блондинка. – Нашим цыганам такие вещи как-то без разницы.

– Да неужели эти бесчестные злодеи могли бы раздеть до трусов самого Нефритового императора Поднебесной?! – с нотками удивления и одновременно глубокого уважения в голосе тихо спросил китаец.

– Ну… не знаю… – на минуточку задумалась его спутница. – Смотря какие у него трусы. Если нефритовые в жемчугах или там золотые какие-нибудь с весёлыми брюликами, то запросто раздели бы догола.

Мужчина сурово поджал губы и отвернулся, глядя в окно. Блондинка уселась на свободное место, проверила почту на сотовом, надела наушники и, прикрыв глаза, ушла в себя и даже, кажется, немного задремала. Музыка отупляла и завораживала…

Она поймала себя на погружении в сон и, испугавшись, что проедет остановку, резко распахнула глаза и даже почти подскочила с пассажирского кресла. А её добродушный китаец был уже в центре салона, вежливо общаясь с какими-то школьниками. Девушка недовольно зарычала, убрала наушники в сумку и пошла спасать невинные детские души от глубин китайской философии.

– Учиться и не думать – это глупо, однако же думать и не учиться – это просто погибель, – разглагольствовал Сунь Укун, покачиваясь на поручне, словно настоящая обезьяна. – Знания бесконечны, а потому вино надлежит пить из маленькой посудины, а знания из большой! – Он наставительно поднял вверх указательный палец.

Школьники раскрывали рты от удивления, случайная бабушка приложила ладошку к уху, чтобы лучше слышать, а близорукая женщина в первом ряду сидений старательно протирала очки, чтобы лучше разглядеть великого философа.

– Всем спасибо, до свидания! – широко улыбнувшись, объявила блондинка, стягивая вниз за подол куртки общительного китайца. – Мы выходим, наша остановка!

Они выпрыгнули из автобуса, и Сунь Укун, кричащий в закрывающиеся двери очередную напутственную, всем очевидную китайскую мудрость, снова упал в сугроб, плашмя, разбросав сумки и раскинув ноги в стороны. Ольга вздохнула, собрала пакеты и пошла откапывать азиатского гостя. Он активно ей помогал, поднявшись на четвереньки и отплёвываясь непрожёванным снегом, а потом уныло поплёлся за ней в магазин.

– Аолия, признайся, почему мы никогда не покупаем сладкие яства к чаю? – внезапно спросил он, глядя в полупустую корзинку, на дне которой лежали два йогурта, кусок сыра и молочные сосиски по акции.

– Ну… потому что сладкое – вредно, и вообще я на диете.

– Так это же ты на диете, женщина, а прекрасному царю обезьян не нужна диета! Наша жизнь и так горька и полна разочарований, разве может её испортить небольшой кусочек сладкого пирога?

– Ок, – сдалась Ольга. – Вон холодильник с тортиками. Какой ты хочешь?

– Все! – уверенно закивал китаец.

– Ну уж нет, давай без фанатизма. Выбирай что-нибудь одно.

И, не предоставив ему возможности выбора, нелогичная блондинка схватила небольшую коробку с «Наполеоном». Мягко говоря, неполезный, очень сладкий и жирный торт, но ведь и вкусный же, зараза…

Дальше шли молча, девушка несла сумочку и тортик, а вечно недовольному Сунь Укуну достались пакеты с книгами и остальными покупками. Уже потом, ближе к дому, он что-то нудил о несправедливости, о том, что он всё-таки царь, а потому не должен носить тяжести, о слишком высоких сугробах и чрезмерно сильных холодах.

В подтверждение (или в наказание?) прямо у самого подъезда его обсыпало снегом с ветки дерева, качнувшейся под весом севшей на неё вороны. Поэтому в подъезд китаец вошёл, безмолвно крича, в сиянии снежных блёсток на шапке, бровях и плечах.