Игорь Черепнев - Большая охота

– Федор Поликарпович, а вы не перестаете нас удивлять и радовать. С благодарностью принимаю дары ваши, а, с добром врученные, они вдвойне силу целительную получат. А книгу вашу прикажу сегодня же скопировать и передам список с неё лично в руки академика Павлова. А что, Иван Петрович, найдется чему поучиться медикам нашим, особенно с дипломами заморскими, у Руси-матушки?

– Не сомневаюсь в том, ваше высочество. Народ наш талантами веками славится. Травники русские еще князей первых киевских от недугов спасали. Да недаром же в народе поговорка ходит: «Чай, не химия какая, чай, природные дары!»

– Не стоит затрудняться по поводу списка, ваше высочество, – почтительно, но с улыбкой добавил Сычов и, желая, видимо, сразить аудиторию наповал, протянул Павлову еще один экземпляр книги.

Отдав необходимые распоряжения по срочной доставке «даров земли сибирской» на вокзал, принц вместе с Павловым, нигде более не задерживаясь, направились к выходу из зала. Внимательно наблюдающий за всеми перемещениями принца Ольденбургского ротмистр, явно действуя по некой инструкции, шепнул Бартонду и Михаилу Николаевичу:

– Господа, нам пора, прошу следовать за мной, его высочество не любит долго ждать.

Уже на улице к ним подошел адъютант принца Ольденбургского, вежливо поприветствовал докторов, а Петру Всеславовичу передал на словах следующее:

– Его высочество назначил аудиенцию в личном поезде. Охрана предупреждена, вас пропустят безотлагательно. – И добавил уже от себя: – Господа, рекомендую поторопиться.

Ротмистр с докторами немедля загрузились в автомобиль, и гонка началась. Конечная цель путешествия находилась на железнодорожной ветке у распределительного госпиталя, который разместился на территории Казенного винного склада № 1. Сей «храм» поклонников Бахуса был закрыт еще 31 октября 1914 года в связи с введением в стране сухого закона вплоть до окончания военных действий. Однако, как отметил еще великий Салтыков-Щедрин: «Строгость российских законов смягчается необязательностью их исполнения». А посему этому заведению позволялось производить спирт для нужд армии и учреждений народного здравия, отпускать вино иностранным гражданам и дипломатическому корпусу, выполнять заказы на поставку спирта союзнической Франции. Внесли свою лепту и фармацевты. Часть производственных мощностей была переориентирована на выпуск лекарственных средств на спиртовой основе. Дабы скоротать дорогу, ротмистр рассказал парочку смешных историй о том, какие причины находили начальники санитарных поездов, дабы постоянно прибывать или отправляться именно с этой железнодорожной ветки.

Благодаря предусмотрительным строителям склада, подъездные пути позволили автомобилю остановиться недалеко от состава. Шла обычная кутерьма, говорившая о скором отправлении состава. Осмотрщики с обеих сторон проверяли вагоны, простукивая молотками буксы и колесные пары, возле неспешно пыхтящего локомотива старательно изображала лихорадочную деятельность паровозная бригада под бдительным присмотром коменданта поезда.

По перрону, опустив голову, задумчиво прогуливался Павлов. Чувствовалось, что им овладела полностью какая-то мысль, и только лишь когда он вторично прошел мимо ротмистра, выполнявшего для докторов роль проводника, тот был вынужден кашлянуть, дабы вернуть академика в реальный мир. Павлов прореагировал несколько неожиданно:

– Рад видеть вас, уважаемые коллеги. Петр Всеславович, у нас есть еще пара минут до представления принцу, и я хотел бы оговорить с вами одну сумасшедшую идею по прикрытию истинных направлений исследований нашего института.

– И что вы предлагаете на этот раз? – заинтересовано спросил ротмистр. За несколько месяцев работы с Иваном Петровичем он уже несколько раз имел возможность убедиться в оригинальности и, самое главное, в полезности предложений ученого. Тем более именно в тех, которые академик высказывал после таких глубоких раздумий, когда со стороны казалось, что он ведет неслышный, но от этого не менее оживленный, мысленный диалог с собой. Петр Всеславович, как и многие его современники, с глубочайшим уважением относился к академическим знаниям, широте кругозора, умению говорить с людьми и получать при этом нужную информацию. В конце концов, медаль нобелевского лауреата – это высочайшая оценка заслуг любого ученого.

Хотя, черт возьми, он до сих пор не мог понять, откуда ему известно много такого, чему не учат в Кембридже, Оксфорде, да, пожалуй, и в Александровской военно-юридической академии. Много такого, чего не знает и он сам, ротмистр Отдельного корпуса жандармов, давно употребивший, на сей ниве необходимый пуд соли. Иной раз появляется крамольная мысль о переселении душ или реинкарнации господина Эдмона Дантеса, если таковой существовал в действительности. Все эти соображения мгновенно пронеслись в голове опытного жандарма, не оставив никаких следов душевных терзаний на лице, на котором можно было увидеть только выражение, причем искреннее, внимания к собеседнику.