Андрей Дай - Поводырь - Поводырь. Орден для поводыря. Столица для поводыря. Без поводыря (сборник)

Я имел свое собственное мнение, но делиться им с городским головой не торопился. Ждал, пока он не предложит долевое участие в строительстве инфраструктуры.

Письма в Министерство путей сообщения касательно гидрографических исследований сибирских речных путей я уже давно отправил. Ответа еще не было, но так быстро я реакции столичных бюрократов и не ждал. Все-таки «толкачом» так и не обзавелся, а без него дело могли рассматривать годами.

Ну да не в этом дело. А в том, что по законам Российской Империи, для транспортных компаний, использующих разведанные и соответствующим образом размеченные водные пути страны, назначался «водяной сбор». Вовсе не обременительный – четверть копейки с пуда, но платиться он должен был в месте погрузки речного судна. И естественно, чиновник не станет бегать вдоль всего берега, чтоб получить положенное. Потому и единый порт, со специальным помещением для сбора пошлины, просто обязан будет существовать, когда Обьскую речную систему включат в реестр водных путей Империи. Хотят того враждующие владельцы пароходов или нет. Иначе за неуплату можно и корабли арестовать…

Тецков мялся и прямо предложить участие в строительстве не спешил. Ну и бог с ним. К осени должен был созреть, а пока, с приближающимся началом навигации, у него и так забот полон рот.

Во время обыска караваевского убежища мы с Кузнецовым обсуждали готовящуюся статью о покушении на меня-любимого и последующие за этим действия губернского правления. В том числе эту самую облаву в Кирпичах. Нужно сказать, новость о стрельбе в «Сибирском подворье» разошлась по городу со скоростью лесного пожара, постепенно обрастая причудливыми слухами. Мои «скауты» – пацанва из приемной – приносили Мише всевозможные варианты. К моему удивлению, большинство томских обывателей целей доморощенных террористов не разделяли. Ничего хорошего или плохого я томичам сделать не успел, но меня все-таки жалели, а неудачливых убийц однозначно прописали в аду.

Самая экзотичная из народных версий, что будто бы покушение – это месть ссыльных поляков, тем не менее, оказалась самой живучей. В некоторых питейных заведениях вынужденных переселенцев отказывались обслуживать, а кое-где даже и били. Благо до стрельбы дело не доходило, чего я всерьез опасался. Оружия в городе было немеряно. Только на Почтамтской оружейных лавок штук пять имелось в наличии.

В чиновьичьей среде тоже полно было господ с польскими фамилиями. И смех, и грех, но большая их часть тут же кинулись ко мне на прием с выражениями почтения и пожеланиями скорейшего выздоровления. Логичный подход. А вдруг я слухам поверю и отправлю, со злости, этих «поляков» в Нарым с остяков по три шкуры ясака собирать? Это, кстати, вовсе не красивый оборот речи. С инородцев севера губернии действительно был назначен такой налог – три шкурки ценного пушного зверя. Или по тридцать белок за одну ценную.

Вот мы с редактором неофициальной части «Ведомостей» и придумывали, как именно нам народ успокоить, силу власти продемонстрировать и пламя межнациональной розни притушить. Тут в голову и слова преподобного Серафима пришли. Подкинул я Кузнецову идею интервью у епископа Томского и Семипалатинского Порфирия взять. И чтоб его преосвященство обязательно по поводу поляков что-нибудь примиряющее высказал. Мне погромы по национальному признаку в Томске не нужны.

Пока журналист, а по совместительству еще и преподаватель словесности в гимназии, записывал тезисы будущей статьи, мои казачки собрали все имущество банды Караваева, включая заботливо упакованные в кусок кожи записки от неведомого «пособника», с пару больших тюков и передали добычу Мише Карбышеву. И так уж получилось, что из-за этого арест пытавшейся пойти на прорыв группировки Красненького тоже прошел вне моего участия. Потому что именно в это время я ругался и спорил с майором Кретковским.

Киприян Фаустипович явился на все готовенькое и сразу заявил, что организация покушения на высшее должностное лицо имперской провинции – суть преступление против Империи и основ императорской власти, а посему из ведомства Министерства внутренних дел жандармским корпусом изымается. Мол, дальнейшее расследование берет на себя Третье отделение. И, да – конечно, о результатах меня всенепременнейше известят. Ежели в сведениях не отыщется государственной тайны, конечно…

Я подозревал, что, перехватывая у меня это дело, человеко-крыс попросту прикрывает кого-то. Я кричал, что нет тут никакого государственного преступления, а просто троица непримиримых придурков отправилась мстить за разгром их отряда на Московском тракте. Я доказывал, что, пока не получу известий от Красненького, останусь под ударом – заказчика-то покушения мы с Варежкой так и не сумели вычислить. Я жаловался, что как охранять меня от вражьей пули, так жандармов нет. А как заговорщиков выловили – так вот они. Нарисовались, хрен сотрешь.