Константин Калбазов - Фаворит. Боярин

– Ну слава тебе, господи, – истово перекрестился Миронов, встречая Ивана на пристани.

– Не ждал, Серафим? – весело спросил Иван у своего кабального.

– Здрав будь, Иван Архипович.

– И тебе поздорову. Как у вас тут дела-то? – пожимая заскорузлую, крепкую ладонь мужика, поинтересовался Иван.

– Так хороши дела. Грех жаловаться. Заказов столько, что и переезжать никуда не надо.

– Ну, надо – не надо, а придется, – остудил его Иван, наблюдая за тем, как настроение мужика ухнуло вниз.

Ага. Надеялся, выходит, что чаша сия его минует. А оно вона как. Не минула. Правда, не сказать, что на лице полная безнадега. В смысле Серафим вроде как сомневается в реальности переезда.

– Серафим, а скажи-ка мне, друг ситный, такой настрой на переезд только у тебя или и остальные не спешат вязать узлы?

– Так Архип Алексеевич…

– Не понял. С каких это пор это подворье и мастерская принадлежат бате? – тут же сменив интонацию, холодно произнес Иван. – Где Кузьма? Через плетень его в гробину!

– Ну так в своем домишке. Эвон рядом поставил. Аркашка!

– Тут я, батя, – сразу же отозвался паренек шестнадцати лет. – Здравия тебе, Иван Архипович.

Н-да. Летит время. С их последней встречи парнишка еще вытянулся и раздался в плечах. Красавец, чего уж там. Женить уж можно. Здесь вообще взрослеют рано.

– Сбегай к дядьке Кузьме, скажи, что Иван Архипович приехал.

– Понял, батя.

– Да не шуми по этому делу.

– Да что же я, без понятия, батя?

– Давай уж. Понятливый.

Вот оно как! Кузьма озаботился своим подворьем. Не сказать, что ему не позволяли заработки или род деятельности. Из подполья он вышел. Жалованье – сродни жалованью сотника, сто рублей. Да еще есть возможность сэкономить из средств, выделяемых на оперативную работу. Это было оговорено заранее. Ивану главное результат. И пока он не пожалел ни об одной копейке.

Вот только сама тенденция… Кузьма точно знал, что ему предстоит переезжать. И в этой связи обзаводиться своим подворьем… Вообще-то, кем-кем, но глупцом Овечкин не был по определению. Получается, авторитет Карпова-старшего пересилил. А уж в свете того, что парнишка начальника безопасности заглядывается на хозяйскую дочь, так и подавно.

Ох, зря вы так-то, ребятки. Ох, зря. Не тот случай, чтобы Иван врубал заднюю и шел на попятную перед отцовским авторитетом. Очень может быть, что ссора выйдет знатной. Да такой, что размежуются окончательно. Вот только иначе никак. Ссора же по большому счету ничего не изменит. Разве что сроки реализации отодвинутся на год. Нежелательно. Но не смертельно.

– Ну здравствуй, братишка.

Иван и сам от себя не ожидал, но при виде младшего брата, корпевшего над какими-то бумагами, даже сердце сжалось в легком спазме. Надо же. Ведь он – родня только телу, а не самому Ивану. Но за прошедшие годы недостающая душевная близость выросла и окрепла. Так что родной брат. Роднее не бывает.

– Ваня!

Митя, неверяще глядевший на стоящего в дверях Карпова, сорвался с места и сграбастал его в объятия. Все именно так. Младшенький в свои восемнадцать был уже больше Ивана и буквально нависал над ним. Н-да, такого точно нужно с молотом к наковальне или в плуг впрягать, а не за тетрадки сажать.

Впрочем, что тут поделать, если Господь одарил и статью, и силушкой, и разумом редким. Нельзя талант мордовать тяжким трудом. Грех это. Да и не сказать, что за письменным столом такое уж простое житье. То одна лишь видимость.

– Ну здравствуй, брательник. Да не дави ты так, задушишь.

– Как хорошо, что ты приехал!

– Ага. Мне и самому радостно, – продавливая вовнутрь образовавшийся в горле комок, произнес Иван. – Вот, держи, – протянул он младшему брату футляр, обтянутый черным бархатом.

– Что это?

– Готовальня от лучшего голландского мастера. Выполнено все с тщанием. Глаз радуется, инструмент сам в руки так и просится.

– Спасибо, братец, – буквально впившись взором в блестящие серебром на черном бархате измерительные инструменты, восхищенно произнес парень.

– Ну что, Митя, рассказывай, как у тебя дела?

– Да замечательно все, – с явным сожалением прикрывая крышку готовальни, начал отвечать Митя. – Учусь понемногу да свое создаю. Дядька Серафим меня в мастерскую невозбранно пускает и помощников выделяет, не скупясь.

При этих словах Миронов и ус подкрутил, и бородку огладил. Приятно мужику. А кому неприятно доброе слово? То-то и оно.

– Это ты сейчас меня коришь? – скосив на брата ироничный взгляд, усмехнулся Иван.