Да, все же это заразно.
Я опустила руку, позволяя чертам лица девушки затеряться в тенях, сделала два шага вдоль стены к следующему портрету и осветила уже его. Опасения подтвердились.
То же лицо, но уже другая поза – не величественно восседающая на троне, а лениво развалившаяся на тахте в лучах солнечного света. Красивая, светлая и невинная до восхищения. И отвращения, если вспомнить, какая редкостная гадина скрывается под ангельской маской.
Следующая картина.
Серебрянка в лучах луны в поле. Полупрозрачная сорочка, красивое тело – эта картина дышала свежестью и чувственностью, понять, что там именно она, можно было только по уникальным волосам.
Дальше…
Обычный поясной портрет. Проказливая улыбка на розовых губах, шаловливый прищур голубых глаз… словно девчонка, замыслившая проказу. Не верится.
Еще шаг…
Эта картина была уже не так невинна. Почти обнаженная, ведь короткая легкая туника не в счет, эльфийка стояла на краю подземной купели. Мокрая, ухмыляющаяся как последняя бестия… с кнутом в руке.
И еще…
Чопорное, почти монашеское черное одеяние под горло. Она стоит, попирая босой ногой виолончель, а белый пол расчерчен странным алым узором.
И еще одна картина…
Почти точная копия предыдущей, но виолончель прислонена к стене, тонкая фигура Серебрянки затянута в белый балахон с алыми разводами, которых становилось все больше и больше к подолу, пока, наконец, снежный цвет не растворялся в багряном. Белый пол с красным узором казался почти естественным продолжением платья.
Я замерла, в странном оцепенении рассматривая эту картину. Почему-то чем дольше смотрела, тем более жутко становилось. Красная краска до ужаса напоминала кровь. И я почему-то знала – чью.
Зачарованная ужасной эстетикой этих картин и предположений того, что кроется за рисунками, я совсем забылась. Не видела и не слышала ничего, а потому, когда на плечи легли чьи-то теплые руки, у меня сердце в живот обвалилось, и я едва не потеряла сознание от страха. Сфера выскользнула из моих пальцев и с тихим звоном покатилась по полу, освещая стены неровными всполохами.
– Юлька, Юлька… – протянул знакомый голос, и на меня пахнуло знакомым терпким запахом алкоголя. – Ты слышала присказку о том, что любопытство не одну кошку сгубило?
– Слышала, – едва заметно кивнула я и попыталась развернуться, но шут не позволил, сильнее сжав пальцы на предплечьях. Несколько удивившись, я хотела было повернуть голову и спросить, в чем дело, но мне не позволили и этого. Рука феникса скользнула по моей шее и замерла на ней, чуть поглаживая ногтями пульсирующую артерию, а вторая скользнула выше, на подбородок.
– Что ты делаешь?
– Смотрю с тобой картины, – хмыкнул он. – Ты против? Разве ты не этого хотела? А кто, как не я, тебе расскажет обо всем этом наиболее полно? Стоило ли красться, Юленька, если можно было просто попросить?
– Эм, кажется, во мне только что благополучно сдохла тяга к искусству.
– Да? Какая досада. Но ничего, мы как-нибудь справимся! Воскресим! Со мной это сработало, думаю, с тягой к искусству будет то же самое. Почти как новая… только немного покореженная.
– Лель…
– Что такое? Итак, вернемся к началу нашей экспозиции. На ней вы можете наблюдать Серебряную Госпожу во всем ее блеске. Тронный зал Серебряного Града, серебряный трон посреди, как вы уже поняли, серебряного зала, и на нем обалденно Серебряная Госпожа в белом наряде, расшитом, конечно же, серебром. Я не очень часто повторялся?
– Пару раз, – чуть дрогнувшим голосом ответила я, мысленно досадуя на то, что я вновь превратилась в послушного, очарованного кролика.
Лель же продолжал изображать из себя Каа.
– Ты хорошо меня слышишь?
Угу… правда, вижу не очень, но «Мы слышим тебя, Каа. Твои бандерлоги».
– Вот и чудно, значит, продолжим. Так, дальше тут не особо интересно – фантазии художника на тему того, что эта эльфийская дрянь очень хорошая. Ладно бы только сам заблуждался, но он способствует распространению этой ереси… возмутительно, не так ли? Дальше… дальше мои любимые… и мои знакомые. Белый пол, алые разводы… белое платье, красная кровь… По рисункам отчетливо видно, что художник очень даже в курсе милых развлечений этой непогрешимой дряни. Впрочем, это так и есть. Я нашел совершенно седого и некогда весьма красивого юношу в какой-то подворотне в Изумрудном. Он рисовал и продавал свои работы за копейки лишь для того, чтобы купить дурь, ненадолго забыться в дурмане и не подпускать к себе воспоминания. О, как я его понимал.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу