Юрий Валин - Самый младший лейтенант. Корректировщик истории

А ведь последний день в «кальке» ты, товарищ Земляков. Ночь пережить, и все. Домой. Не верится. Койка будет, с матрацем и чуть поскрипывающей сеткой. И тишина. Никакого ворчания за стеной зверя в сто голов – сто стволов. Мир будет. Нет, так думать нельзя. Рано. Сглазишь, Евгений Романович.

– Кать, можно спросить?

– Что-то ты слишком болтливый сегодня, Земляков. С капитаном про госпиталь зачем-то, сейчас…

– Я по делу, – несколько обиженно пояснил Женька. – Мы аппаратуру как будем проверять? Снаружи?

– Туристом себя почувствовал? Не будем ничего проверять. Я с капитаном еще раз поговорила. Незачем технику вскрывать. С этими нанотехнологиями никаких гарантий. Сейчас заработает, а через час одна труха останется. На месте в последний момент вскроем. Хуже не будет.

– Понятно. Может, тогда пообедаем?

– Знаешь, Евгений, я тебя опять огорчу. Две банки я бойцам отдам. Им еще воевать и воевать, а мы и попоститься можем. Что тут нам осталось?

– Естественно, – Женька попытался не сглатывать слюну.

– Умерь трагизм в голосе. Это у тебя от безделья. Если с автоматом закончил, переходи к следующему типу вооружения. У тебя, помнится, пистолетик где-то завалялся.

Женька принялся развязывать вещмешок. Могла бы и позабыть начальница. Маленький «вальтер ППК» [49]оказался вещицей красивой, почти игрушечной. Были на него планы.

– Сувениры собираем? – догадалась командирша. – Оставь иллюзии. Во-первых, категорически запрещено. Во-вторых, зачем тебе кусок железки с крайне неопределенными физическими свойствами?

– Хочешь, сама возьми, – грустно сказал Женька. – Он изящный.

Начальница фыркнула:

– Спасибо, конечно. Боевое железо мы здесь оставим. Ни к чему такой древний хлам на базе. Да и на ковер над телевизором «ствол» не повесишь. Так что наплюй и забудь. В смысле сначала вычисти и приведи в порядок. Потом выкинешь.

Женька повертел пистолет:

– Чего его тогда чистить? Не боевое оружие. По бэтээрам из него палить, что ли?

– Раз таскал, так и чисти. Оружие обидеться может. Давай помогу разобрать…

Через несколько секунд Женька смотрел на разобранный пистолетик, на миниатюрные патрончики:

– Чему тут на меня обижаться? Горсть железок. Ты, Кать, из оружия немножечко фетиш делаешь. Первобытным оккультизмом попахивает.

– Разговорчики! Чисть давай.

Через минуту начальница примирительно пробормотала:

– Ты к таким вещам серьезнее относись. «Стволы» характер имеют. Маленькие или калибром побольше – все едино. Я из безделушки, размером поскромнее этой, личного врага пристукнула. Таким громадным жабом был – чуть ли не всю обойму высадила. Я тогда еще домашней сучкой была. Сейчас-то в такую бультерьершу мутировала – не торопясь бы, со вкусом, яйца ему открутила.

– На бультерьера ты абсолютно не похожа, – рассудительно сказал Женька. – А за что ты его, можно узнать?

– Узнать можно, но не нужно. Просто он меня обидел. Много ли юной девушке надо?

Женька скептически посмотрел на начальницу. «Юной», надо же. Это она лет в четырнадцать своего «первого» хлопнула, что ли?

– Неинтересный случай, точно тебе говорю, – пробормотала Катрин, не поднимая взгляда от винтовки. – Лучше о чем-то другом спроси, если делать нечего.

– Спрошу, – Женька набрался духу. – А вы меня по каким параметрам отобрали? Или это секрет?

– Естественно. Но ты допуск подписал, следовательно, имеешь право знать. Подходишь ты Отделу. В смысле – по большинству характеристик подходишь.

– Цвет глаз, форма носа?

– Глаза у тебя ничего. Особенно в окулярах. Такой милашка, – начальница хихикнула. – Лично мне больше всего импонирует, что ты сексуально на меня не реагируешь. Очень удобно. Честно говоря, просто душой отдыхаю.

– Я не то чтобы совсем не реагирую, – слегка оскорбленно уточнил Женька. – Особенно поначалу. Были мысли.

– Были и прошли, – Катерина улыбалась. – Хороший ты мальчик. Понимающий и адекватный. Воспитанный. При этом не склонный к аналитике и выстраиванию глобальных теорий. Очень нам подходишь.

– Потому что не склонен к аналитике? – изумился Женька.

– Думать ты умеешь и даже делаешь это регулярно. Но если допустить, что мы с тобой задумались глубоко и надолго, начали анализировать ситуацию с личностной точки воззрения, то получится однозначно нехорошо. В лучшем случае нас будут долго лечить. Действительно, что нормальному человеку делать в соседней реальности, да еще в неуютном месте в неуютное время? Единственный выход – принять ситуацию как данность. Тебя выперли из института, на улице тебя поймал офицер и попытался загрести в армию. Ты не стал вопить о правах человека, заламывать руки, а мгновенно дал деру. Размышлять и задумываться не стал. Здесь по тебе стреляют, швыряют мины, ты пыхтишь, ползешь, перебегаешь, не пытаясь втолковать себе и миру, что вообще-то ты совершенно ни при чем. Ты вообще не отсюда, ты не местный. Для большинства индивидов именно искреннее возмущение и неверие в происходящее являются заданной реакцией в подобных обстоятельствах.