Юрий Валин - Самый младший лейтенант. Корректировщик истории

– Заставили, смертью грозили, – усач безнадежно застонал.

Катрин допрашивала пленного. Женька на плачущего усача смотреть не мог. Собрался с духом и начал обыскивать мертвецов. Документы, оружие, личные вещи. Главное, в крови не испачкаться. Красноармейские книжки на первый взгляд выглядели подлинными. 847-й стрелковый полк, второй батальон. Даже командировочное предписание имелось. Немец нагло именовался Соколовым Валентином Алексеевичем. Имелось письмо из Вологодской области и какая-то помятая семейная фотография на фоне деревенской избы. В общем, Женька понял, что в контрразведчики не годится. Арсенал убитых вызывал уважение. В вещмешке у эсэсовца оказалось полдюжины магазинов к «МР-40», шесть советских «эфок», толовые шашки и детонаторы. Под гимнастеркой обнаружился небольшой «вальтер». Остальные были вооружены не хуже. Женька повертел узкий нож коренастого. Ручка удобная, а так – заточка какая-то криминальная. Может, из уголовников был покойник? Махорка, папиросы, банки тушенки, буханка хлеба, завернутая в пару чистых портянок, – все естественное, не придерешься.

Подошла Катрин:

– Так, вопрос с ужином и боеприпасами мы нежданным образом решили. Замотай-ка мне руку, товарищ Земляков.

Запястье у наставницы оказалось порядком разодранным – фальшивый сержант успел автоматом задеть. Женька поспешно замотал бинтом, взятым из мешка того же сержанта.

– Не суетись, – пробурчала Катрин, – кровь уже остановилась. Тут главное – инфекцию не занести. Завязал? Иди-ка, Евгений, у окна подежурь. Спокойно там, у машины? Я пока переоденусь да приберусь малость.

Стоял Женька у окна, ждал вскрика. Но было тихо, разве что Катрин чуть слышно возилась, шуршала, матюгаясь изредка.

За окном было тихо, скакали воробьи по соседнему подоконнику. Торопливо прошла женщина – не поймешь, молодая или старая. В лужах отражалось серое небо. Вдали все рокотала и рокотала канонада. Где-то за Госпромом – должно быть, у вокзала чуть слышно застрекотали зенитки. В небе прожужжали самолеты.

Женька машинально обернулся – командирша переодевалась, стоя босиком на шинели. Мужское исподнее выглядело на стройном теле дико, но все равно даже в коротковатых кальсонах выглядела Екатерина Георгиевна истинно красивой. Что такая модельная девчонка на войне делает? Где научилась так профессионально людей резать?

– Чего подсматриваешь? – не оглядываясь, поинтересовалась начальница.

– Случайно. Там, у машины, тихо пока.

– Ну и хорошо. Может, транспортом обзаведемся…

В туго перетянутой телогрейке, с запасным диском и парой «лимонок» на ремне, Катрин выглядела какой-то чересчур деловитой и обыденной. Если бы не наскоро всаженные в петлицы «кубики», прямо рядовой автоматчик. Только по движениям и заметишь, что девушка.

– Жень, бери «шмайсер». Как пользоваться, позже покажу. А то нас с винтовкой и вовсе за самых младших командиров примут. Двигайся, двигайся…

Лишнее оружие и боеприпасы спрятали за диван. Вышли на лестницу – трупов не было. Под мусором и кирпичной крошкой кровь едва угадывалась. Женька глянул на лестничную площадку – усач тоже исчез.

– Прибрала, – сухо сказала начальница. – У него сложный перелом был. Чего гаду мучиться? Разговорчивый был, потому ушел легко.

– Зря, – пробормотал Женька.

– Гуманизм, Земляков, в данной ситуации – излишняя роскошь.

– Я не про гуманизм. Таскала ты их зря в одиночку. Здоровенные были… индивиды.

Катрин хмыкнула:

– Ладно, в следующий раз вместе прибираться будем. Здоровый цинизм – это уместно. А то, бывает, тошнит людей.

– Чего меня тошнить должно? Я, собственно, ничего и сделать не успел, только себе нос разбил. Но я не настолько слабонервный, чтобы наизнанку выворачивало.

– Замечательно. А меня в первый раз вывернуло. Как вспомню, так и сейчас передергивает.

– А у тебя как получилось? – осторожно поинтересовался Женька, примеряясь к ремню пистолета-пулемета.

– Примитивно получилось. Ножницами. Это не на войне было. В интимной гламурной обстановке, – Катрин странно, вроде бы даже смущенно, улыбнулась. – Хватит болтать, Земляков. Нам еще предстоит сугубо физический, облагораживающий труд.

Работали ломом по очереди. Катрин припасла замасленные рукавицы. Женька старался точнее попадать тупым концом инструмента в растрескавшиеся кирпичи. Наставница давала советы – видимо, и инструмент грубого шанцевого труда не в первый раз держала в руках. Потом не выдерживала, отбирала железяку. Женька взмок, давно сбросил шинель. Проделали две амбразуры, расчистили возле них пол. Наконец результаты труда командиршу удовлетворили. Заставила еще раз осмотреть помещение, пройти по лестнице. Женька и так уже вполне мог считать эти поганые развалины родным домом, но наставница была права – в следующий раз здесь придется действовать в темноте, практически на ощупь. Лучше еще раз приглядеться.