Константин Калбазов - Концерн

– Сережа, что случилось?

– С чего ты взяла? – вяло улыбнувшись, попытался он уйти в отказ.

– Я не слепая.

– Все нормально. Просто я сегодня расставил все точки, сделав окончательный выбор. Теперь все пойдет по-другому.

– Ты так и не ответил.

– Все нормально, малыш.

– Ладно. Захочешь – потом сам расскажешь. От Антона с Семеном ничего? – Вопрос традиционный, но она заметила, что в этот раз муж как-то вздрогнул, словно его ударили.

– Они сегодня вернулись, – вздохнув, ответил он.

– А почему же тогда не пришли к нам на ужин? Или ты думаешь, что я не смогла бы принять их при внезапном появлении?

– Нет, так я не думал. Понимаешь…

– Вы поссорились, – перебила она его. – И чего же могло такого случиться, что не успели они сойти на берег, как между вами произошла ссора, и, судя по всему, весьма серьезная?

– Мы по-разному смотрим на некоторые жизненные вопросы. Я хочу думать только о себе и своей семье, они… В общем, им ближе мысли о процветании России, они стремятся заселить необжитые земли и вбухать туда огромные средства.

– А чего в этом такого плохого, что ты столь категорично выступаешь против?

– Я не говорю, что я против. Просто я не считаю, что ради достижения целей, которые под силу только государству, мы должны рвать свои жилы.

– Понятно. Проходи, ужин сейчас будет.

Когда он уже закончил есть, сидевшая напротив Аня, утвердив подбородок на кистях рук и внимательно глядя на мужа, вновь вернулась к прерванному разговору:

– Знаешь, Сережа, тебе нужно помириться с Антоном и Семеном. Помолчи, пожалуйста. Я ведь все вижу, а еще я иногда кое-что слышу. Я не знаю доподлинно, что вы там замыслили, но мне понятно одно: отдельно, сами по себе, вы жить не сможете. Вы не родня, это видно сразу, но отчего-то складывается такое впечатление, что роднее друг друга у вас в этом мире никого нет. Понимаю, что ты хочешь указать на меня, но я – это другое. Если вы не сделаете шага к примирению, то потом всю оставшуюся жизнь будете корить себя. В Антоне слишком много самолюбия, Семен во всем и всегда его поддержит. Остаешься ты. Перешагни через себя, сделай шаг первым.

Аня поднялась и стала убирать со стола. Зная о том, какая она рачительная хозяйка и насколько не любит, когда у нее крутятся под ногами, когда она чем-либо занята, Сергей вооружился папиросами и направился в свой кабинет, под который они отвели одну из комнат. Нередко бывало, что муж засиживался за бумагами, так что ему необходимо было рабочее место.

Примерно через полчаса Аня, заглянув в кабинет, едва не закашлялась от облака табачного дыма, который не успевал выветриваться, несмотря на открытую форточку, – как видно, Сергей курил одну папиросу за другой. При этом она не увидела перед ним ничего, кроме уже полной пепельницы. Он просто сидел, уставившись в одну точку, и порывисто делал одну глубокую затяжку за другой, отчего папироса выгорела буквально за несколько затяжек, а он бездумно прикурил следующую. На глаза сами собой навернулись слезы, но не от табачного дыма, а от сжавшегося от жалости сердца. Она очень сильно переживала за мужа, но чувствовала, что помочь ему не в силах. Аня тихо притворила за собой дверь и отправилась спать.

Взгляд Антона только скользнул по нему, а затем уперся в дальний угол комнаты. Говорить ни о чем не хотелось. Да и сказано все уже. Еще вчера. Позиция Сергея ясна, он не хочет участвовать в том, за что Песчанин и Гаврилов готовы рисковать своей головой, а то, что это действительно так, Сергей понял по хмурому взгляду Гризли, который, в отличие от своего командира, не стал его отводить. От подобной встречи по спине Звонарева прошел озноб, им овладело жуткое желание плюнуть на все и, высказав все, что он думает об их затее и о них самих, развернуться и уйти.

Но это была секундная слабость. Вот эта секунда миновала – и шальная, злая мысль растаяла как утренняя дымка. Вот она была, а вот ее уже нет. Сергей глубоко вздохнул:

– Здравствуйте, ребята.

– И тебе не хворать. – Это Гаврилов, Песчанин продолжает хранить молчание, упрямо сжав побелевшие губы. Сильно, видать, он разочаровал друга. Плохо. Очень плохо. Друзей не выбирают, они сами находятся, и настоящих друзей не бывает много, один, два – вот и кончился счет, а потому ими нужно дорожить. Он это понял, а вот Антон, похоже, нет. Хотя вот…

– Здравствуй, Сережа. Извини, что-то я совсем с катушек съехал. Есть будешь?

Звонарев даже представить не мог, какой же тяжкий камень у него висел на сердце, насколько он давил, не давая дышать. Но вот Антон заговорил – и этот камень огромной глыбой свалился в небытие. Господи, Аня, насколько же ты оказалась права! Камень свалился, а твердый комок подкатил к горлу, не давая произнести ни слова.