Олег Языков - Крылья Тура

Как и говорили, минут через двенадцать к дому подкатила машина. Я оставил детей, с которыми играл, и пошел навстречу какому-то штатскому парню, который вышел из трофейного «Опель-капитана» и неуверенно смотрел на меня.

– Представьтесь, пожалуйста, молодой человек, – попросил я. – Я – капитан Туровцев, а вы кто?

Парень суетливо достал какое-то удостоверение и протянул мне.

– Я начальник группы второго конструкторского отдела Сергей Крашенинников. Александр Сергеевич попросил меня привезти вас, товарищ Туровцев. Поедем? Товарищи военные прибудут прямо в КБ [30].

– Ну, что ж, Сергей, поехали. Да, зови меня Виктором, ладно? Вот и хорошо, давай пять!

Москву 43-го года я знал плохо. Точнее – никак не знал. Понял, что едем мы к какой-то окраине, западной или северо-западной, что ли. Ехали мы долго, да и скорость машины была 30–40 километров. Да, не «Бугатти-Ваерон», однозначно! Но помните? Совершенно верно! «Все проходит…»

Наконец в каком-то не то достаточно запущенном огромном парке, не то в недостаточно прореженном лесу мы проехали через мощный КПП, разрывающий стену трехметрового зеленого забора, и увидели трех– и четырехэтажные чистые корпуса, покрашенные в светлые тона, асфальтовые дорожки среди зелени, а дальше – высокие и длинные ангары. Это явно была вотчина главного конструктора Александра Сергеевича Яковлева.

– Вот, Виктор, и наша Контора! Как тебе?

По тому, с какой гордостью это было сказано, я понял, что начальник группы второго конструкторского отдела Сергей Крашенинников – настоящий фанат своей фирмы. Ну, это же здорово! Не так ли?

Через большую, какую-то мрачную приемную мы прошли быстро и не задерживаясь.

Двойные двери в кабинет главного конструктора остались позади, и мне открылся огромный, светлый кабинет.

Из-за большого стола темного дерева с несколькими небольшими моделями самолетов и кучей телефонов поднялся человек в штатском костюме с каким-то усталым лицом. На вид ему было лет сорок. Крупноватые брови делали выражение лица Яковлева не очень-то радостным и дружелюбным. Под глазами лежали тени. Чувствовалось, что работы у мужика много.

– Здравия желаю, товарищ генерал-майор! Капитан Туровцев прибыл для…

Закончить я не успел. Яковлев слабо улыбнулся, махнул рукой и проговорил:

– Тише, тише, товарищ капитан! Вы нас совсем оглушили! Я знаю, что я генерал, но сейчас, как видите, я одет в цивильное. Так что давайте знакомиться снова – Яковлев, Александр Сергеевич! А вы?

– Виктор Михайлович Туровцев. Рад познакомиться, Александр Сергеевич!

– Взаимно, Виктор Михайлович, взаимно! Мне тоже было интересно увидеться с вами после того, как я прочитал ваше письмо… Вы когда его написали?

– Точно не помню, Александр Сергеевич, кажется – числа пятнадцатого января. Что-то так.

– Проходите вот сюда, Виктор Михайлович, садитесь на этот диван, разговор у нас будет долгий. Чаю?

– Да не откажусь, если разговор будет долгий.

Мы одновременно рассмеялись. Яковлев прошел к своему столу, что-то нажал. Не успел он вернуться к своему креслу напротив дивана, на котором сидел я, как открылась дверь, и девушка в кокетливом фартучке и наколке вкатила симпатичный сервировочный столик, сделанный из алюминиевого профиля. На столике был накрыт маленький чайный набор – чашки, ложки, заварочный чайник, термос с кипятком, вазочки с вареньем, пирожные в корзиночке из металлической сетки. Все аккуратно, красиво и быстро. Да, мне думается, в Конторе, как называют КБ его работники, выработан определенный стиль. И это мне нравится. А столик, наверное, он у своего «друга» Вилли Мессершмитта подсмотрел. Все же по заграницам он поездил, много что видел, много что запомнил.

– Наливайте себе, Виктор Михайлович, чего вашей душеньке угодно! Берите лимончик… вот – сахар, пирожные.

– Спасибо, Александр Сергеевич, не хлопочите – я все вижу, а мама меня с руками родила!

– Вот как! Это здорово! – рассмеялся Яковлев. – А папа позаботился о вашей голове, не так ли?

– Абсолютно верно! – тут уж рассмеялся я.

– Пейте, пейте чай, Виктор Михайлович. А я пока вам кое-что скажу.

Яковлев на минуту задумался.

– Вы знаете, Виктор Михайлович, как я был удивлен, когда получил ваше письмо. Сказать, что я был сильно удивлен, – значит не сказать ничего. У меня даже ворохнулась мысль – а как это может быть? Только что, в декабре 42-го года, я и несколько моих самых доверенных людей только задумались о возможности – я подчеркиваю! – о возможности работ по созданию глубоко модифицированного самолета, набросали лишь самые общие наметки, как приходит письмо от никому не известного… Простите, Виктор Михайлович, но это так и есть на самом деле… от никому не известного лейтенанта Туровцева, и нате вам! В его письме, по сути, дана концепция нового истребителя! Как это понимать?