Григорий Рожков: Американец

— Да, Кинг, ты прав… Холс, свяжись с арьергардом, пусть развернут САУ и задержат танки противника на окраине. Пошли к самоходчикам в поддержку роту штаб-сержанта Спирса и минометную батарею. Сержанта Гэтри и его инженеров со всеми тылами в голову колонны, пусть встраиваются за нашим взводом… — Так, возможно, я выиграю немного времени на решение вопросов. Радист кивнул и, быстро пощелкав тумблерами рации, скороговоркой заговорил мои приказы. О’кей, теперь к взаимодействию с РККА. — Сивый. Пути назад нет, мы тоже отрезаны от основных сил. Кто у вас старший?

— Капитан Огородников. Вон он едет! — По дороге из центра поселка к нам мчится бронеавтомобиль.

— Сивый! Почему американцы еще не развернулись? Почему стоят? — Стоя на подножке рядом с водителем, капитан с ходу начал «выяснять отношения».

— Товарищ капитан!..

— Что такое? По-русски у них никто не понимает, что ли? — возмущенно всплеснул руками Огородников.

— Товарищ капитан!.. — Времени на разборки между кэпом и его подчиненным нет, надо вклиниваться. Я быстро представился и сообщил, что мы развернуться не можем — от полка нас отрезали. — Не думаю, что мы сможем прорваться к Кончанам и выйти к вашей дивизии там…

Секунд пятнадцать капитан матерился:

— У-у-у… Мать-перемать… Отсюда нам тоже пути нет! Немецкие танки силами до двух рот при поддержке минимум батальона польской пехоты перерезали коридор. Я с батальоном тоже застрял. У меня приказ развернуть вас и следом уходить к Кончанам… — Дело швах, самому материться захотелось, но надо мысль ловить. А она появилась: — Значит, будем уходить на запад. — Меня перекосило. Он что, в плен сдаваться решил?! Сивый тоже с непониманием смотрит на командира, явно шокирован. — По направлению к Михайловке отошли выбитые из Туголиц силы противника. Их было тут не больше пары рот. Если ударим сейчас, пока они не перегруппировались и не вызвали подкрепление, сможем уйти в леса. Там и подумаем, как дальше жить. — Ай да капитан! Ай да инициативный красный командир! Удивительно даже: на дворе сорок первый год, а советский офицер не зашорен уставами и приказами, а действует по СВОЕМУ усмотрению. — Вы с нами? — Хо-хо! А куда же еще, если не с вами?

— Да, товарищ капитан!

Опять прорыв, опять война! Я договорился с Огородниковым о плане прорыва — мы большей частью объединенного советско-американского подразделения выдвигаемся вперед и механизированным кулаком прорываем путь на запад. Наш отход остаются прикрывать Спирс и четыре «Росомахи» на северной окраине поселка и рота пехоты с батареей ЗиС-3 из батальона Огородникова — на восточной. Отойдем на пару километров — выставим второй заслон и прикроем отход арьергарда… План сколочен на коленке! Стратеги, млин, доморощенные. А-а-а! Вперед и с песней!

И ведь вырвались! Ушли! И гладко ушли поначалу…

Поляки смылись сразу, как только на них вышла наша мехгруппа. Танки дали залп фугасными снарядами, а пехота даже с грузовиков не успела соскочить, как отважные жовнежи культурненько так ломанулись прочь. Нет, питать глупые мысли о том, что поляки трусы, — себе дороже. Поляки — это вам не румыны или итальянцы, они стоят прочно. Дух у них все же больше славянский, чем европейский, а значит, и воли побольше. Но тут дело в другом — мы с бронетехникой, и нас очень даже много, а у пшеков ни ПТО, ни своих танков. Вот они по здравом разумении и отошли от греха подальше. А мы рады стараться, отмахали пару кэмэ от поселка, развернули второй заслон и без напряжения дождались отхода арьергарда.

Сначала подошли наши. Ха, я уже американцев своими считаю… А они меня считают? Да плевать, воюем вместе за одну цель, дружим вроде — и то хлеб… Главным разочарованием было то, что вернулись не все… Глядя безжалостным, стратегическим взглядом, я могу сказать: потери были приемлемы. Если так вообще можно сказать… У сержанта Спирса в роте двадцати человек не хватает и двух грузовиков, самоходчики же оставили на поле боя одну «Росомаху» и троих членов ее экипажа.

А вот рота, оставленная Огородниковым для прикрытия, вышла с ощутимой задержкой и очень серьезными потерями — из полутора сотен красноармейцев выбрались максимум сорок. От батареи ЗиСов осталось одно орудие. Сам капитан на своем бронеавтомобиле сгорел при отходе с позиций: немецкие гранатометчики подобрались слишком близко…

Форсированным маршем наша измученная, разросшаяся, но при этом не особенно усилившаяся группа шла на запад, в глубь оккупированной врагами территории Белоруссии. У нас есть четкая цель. Мы не просто убегаем куда глаза глядят из опасной зоны. Мы идем к цели!