Анатолий Дроздов - Хозяин дракона

– Где?

– В конюшне, со смоком своим. Колпаки Великого на них напали.

– Сама видела?

– Не пустили. Никого близко дружинники не подпустили. – Улыба заплакала. Больше от страха, чем от горя. – Не дали косточки милые самой похоронить. Дружинники землей пепелище забросали, до сих пор запрещают ходить туда. Сторожа там. Мне велели молчать.

– Не велика беда, что рассказала! – усмехнулся Артемий. – Серебро заслужила.

«Святояру расскажу, еще даст!» – злорадно подумала Улыба.

– Ладно, хозяюшка! – сказал Артемий, расстегивая пояс. – Поговорили – и хватит. Разбери постель, отдохни с гостем. Приласкай убогого!

– Ты!..

Улыба не закончила. Все так же хищно скалясь, гость вытащил из сапога и положил на стол длинный нож. Затем, накрыв рукоять ладонью, поманил вдову пальцем свободной руки. Онемев от страха, та подошла. Артемий уцепил пальцами шнурок поневы и потянул, развязывая узел…

Золотые серьги, вытащенные из ушей женщины, Артемий бросил в кучку серебра, затем аккуратно пересыпал добро в кожаную калиту. «Дионисию скажу, что подкупил княжих слуг, – подумал, привязывая кошель к поясу. – За добрую весть еще серебра отсыплет. И серьги у бабы дорогие…»

Отворив ворота, он степенно выехал на улицу. Не поленился, сходил и затворил ворота изнутри. Чем позже заглянут в дом, тем лучше. У городских ворот все тот же стражник проводил равнодушным взглядом груженую телегу. Отъехав от Белгорода верст пять, Артемий загнал повозку в кусты и выпряг мерина. Достал из-под соломы хорошее кожаное седло, умело заседлал мышастого. Вскочил на мерина и погнал его малоезженой лесной тропой. Артемий не боялся заплутать. Этот путь он знал, а за лесом его ждали…

Некрас вернулся не один. Вместе с ним во двор въехал десяток всадников, отчего у маленькой избы стало тесно.

– Где смок? – спросил Олята, забыв поклониться.

– Здесь! – успокоил Некрас. – Спит в пещере.

Выбежавшая на шум Оляна поднесла Некрасу кружку меду. Тот выпил, крякнул и вернул кружку.

– Еще есть? Я с друзьями.

– Сбегаю к Ждану, – засуетился Олята. – Оляна кашу сварит.

Когда Олята вернулся с двумя полными горлачами – отдал Ждану ногату, не торгуясь – и караваем под мышкой, гости сидели за вытащенным из избы столом. Умытые, посвежевшие. Оляна хлопотала у очага, помешивая варево деревянной ложкой. Олята поставил горлачи на стол. Кружек было только две, они сразу пошли по кругу. Олята подал на рушнике каравай и остатки окорока, гости вытащили ножи. Каждый привычно отхватывал ломоть пшеничного, кус ветчины, жадно жевал. Олята разглядывал ватагу. Гости были при оружии, их суровые, выдубленные солнцем лица, покрывали шрамы. Шрамы виднелись и на бритых головах. Летами мужи были под стать Некрасу, только один выделялся обильной сединой в бороде.

Замоченная с вечера дробленая пшеница поспела быстро. Олята поставил на стол горячий котел, гости достали из-за голенищ деревянные ложки, стали есть обжигающее варево.

– Чего стоишь, отрок? – спросил седой, глянув на Оляту. – Ложки нету?

– Сесть негде.

– Подвиньтесь, братья! – сказал седой. – Хозяин голодным останется.

Сидевшие рядом вои освободили краешек лавки, Олята достал ложку и потянулся к котлу. Ели молча, ожесточенно дуя на горячую кашу. После того как котел опустел, Оляна прибрала его и поставила на стол горлач молока. Вои, разглядев, заулыбались.

– Мы ж не дети! – скаля зубы, сказал один из воев, помоложе.

– Кислое есть? – спросил седой.

Оляна сбегала в избу, принесла другой горлач. Седой налил в кружку кислого молока, с удовольствием выпил.

– Им не давай! – сказал, возвращая кружку. – Ишь, зубы скалят! С утра ножки расцеловали бы за молоко, а когда брюхо набито, нос воротят.

– Такой красавице я всегда расцелую! – сказал зубоскал.

Вои захохотали. Оляна покраснела и убежала в избу.

– Спасибо хозяевам за угощение! – сказал Некрас, вои встали и поклонились отроку. Олята смутился. Некрас положил ему руку на плечо.

– Это меньшой брат наш, Олята, – сказал он. – Годами мал, да ловок – двух Колпаков сулицами заколол. – Во взглядах воев Олята прочитал удивление и уважение. – Скажите ему, кого как кличут.

Вои по очереди сказали имена, Олята от волнения запомнил не все. Отложилось, что седого зовут Малыга, а зубоскала – Брага. Каждый вой, называя свое имя, вставал и кланялся Оляте, отрок робко кивал в ответ. Олята понимал, что происходит какой-то обряд, очень важный, но не знал, как себя вести. К счастью, все быстро закончилось.