Алексей Махров - Спасибо деду за Победу! Это и моя война

Пыхтя под грузом, Барский периодически душераздирающе зевал, грозя вывихнуть челюсть.

– Того матросика случайно не Железняк звали? – вполголоса спросил я Пасько. – Он как раз в этих местах воевал…

– Это тот, про кого песню жалостливую сочинили? – с ядовитой ухмылкой ответил старик. – Как же, как нам советская власть радио провела, так и услышали… Он шел на Одессу, а вышел к Херсону… Это же надо было придумать такой географический кретинизм!

– Ты, твое высокоблагородие, красного героя не оскорбляй! – хмыкнул я. – Он не в конкретном направлении шел, а «вперед, заре навстречу!». Удивительно, что он вообще куда-то вышел…

Игнат озадаченно покосился на меня, но, поняв, что это такая шутка, тихонько рассмеялся.

– О чем вы там шепчетесь? – обернулся к нам Барский, после очередного зевка.

– Да вот… Дед Игнат просит ему слова записать, что ты пять минут назад произнес! – подмигнув старику, ответил я. – Говорит, что обязательно на колхозном собрании с односельчанами поделится!

– Да, непременно! Особенно председателю они по душе придутся! – фыркнул Пасько. – Тут главное вовремя их ему сказать… с выражением!

Миша снова покраснел и, отвернувшись, обиженно засопел.

До цели похода оставалось метров двести, когда я заметил, что здесь кто-то побывал. Почти ничего не изменилось, но наш маршрут вдруг пересекла гусеничная колея. Причем следы траков показались мне непривычно узкими. Неужели немцы?

Я моментально сбросил с плеча тюк и присел, взяв оружие наизготовку. Пасько мгновенно последовал моему примеру, а Миша так и продолжал топать вперед, всей своей спиной выражая непримиримую обиду к злым шутникам.

– Барский, лежать! К бою!

Сработало – напарник на полушаге рухнул, использовав объемистый тюк в качестве бруствера. Все-таки хорошо здесь молодежь воспитывают – скомандовал – и они, не раздумывая и не переспрашивая «зачем да почему», выполняют. Причем быстро и эффективно.

– Оба на месте! Барский! Смотреть вперед! Сигнал к продолжению движения – два раза поднятая вертикально вверх винтовка. При виде противника – открывать огонь на поражение! И перекатами отходить в сторону телеги. Как понял?

– Есть! – звонким от волнения голосом ответил Миша и, не удержавшись, спросил: – К телеге, это чтобы от наших увести?

– Да! – Я между тем вертел головой на все триста шестьдесят градусов. Но немцев пока не видел. – Пасько!

– Я-я-я! – неожиданно бодро рыкнул старик.

– Держи тыл!

– Слушаюсь! – ответил старик и развернулся.

Ну что же, пойду, проверю, что там впереди. Аккуратно, осторожно, короткими перебежками, как прапор в учебке вдалбливал. Хорошо нас тогда погонял, до седьмого пота, до полного автоматизма – старая советская школа! Мне это потом не раз жизнь спасало! Сейчас так уже не учат – солдатиков берегут. До первого настоящего боя, ага…

Обстановка не нравилась мне все больше и больше – по пути к поезду попались еще две гусеничные колеи. И самое главное – я до сих пор не увидел никого из уцелевших. Или они успели закончить эвакуацию в ближайший лесок, или…

Сбылись мои самые худшие подозрения – пройдя еще полсотни метров, я понял, что следы бронетехники (ну не на тракторах же они здесь ездили?) ведут точнехонько к разбитому эшелону. Туда, куда мы вчера перенесли всех раненых. Нехорошее предчувствие кольнуло сердце. Я, забыв про осторожность, бросился бегом, уже догадываясь, что увижу. Но глупая надежда «вдруг не заметили, вдруг пощадили» продолжала теплиться в глубине души. Я добежал до вагонов и… замер.

Нет! Заметили… И не пощадили… Глупо было ожидать милосердия от этих двуногих тварей. Так они еще и фантазию проявили! Или боеприпасы экономили, сволочи…

По неровным рядам уложенных на землю и перевязанных тряпками раненых фашисты аккуратно проехали на танке. И, видимо, не один раз – некоторые тела просто размазало по земле. Я побывал на нескольких войнах, где видел очень страшные вещи, в том числе целиком вырезанные деревни с мирными жителями, и думал, что никогда уже не буду блевать, как тогда, в горной деревушке на границе с Черногорией. То село мы отбили у босняков, занимавших его три дня. На такие «икебаны» пришлось насмотреться… Людей там жгли заживо, сдирали кожу, прибивали к собственным воротам. Но сейчас…

Меня скрутило так, что небогатое содержимое желудка выскочило практически мгновенно, но жуткие спазмы продолжали выворачивать наизнанку. Я рухнул на колени, выплевывая на бурую от крови траву почти сухую желчь.