Вероника Мелан - Дрейк

А как трогательно и беспомощно Ди косилась на него «мол, зачем?» и как недоверчиво смотрела на свое отражение в зеркале после. Он не стал спрашивать, что из баснословно дорогой коллекции ей понравилось больше всего, незаметно дал знак управляющему доставить на дом все, после чего аккуратно вывел ошалевшую даму в холл, чтобы представить ее другим прелестям жизни…

Обувь должна подчеркивать красоту и стройность ног… Да, даже с такими каблуками она может быть удобной. А пересохшее горло нужно смачивать шампанским. Видишь, уже принесли? Сладковато-кислое, умеренно пузырящееся – это особый сорт, редкий, исключительно хорошо подходящий для того, чтобы подчеркивать искристые моменты жизни. Зачем нужно разнообразие сумочек? Потому что каждая дизайнерская работа уникальна, а женщина должна иметь выбор, тем более женщина с тонким вкусом…

А украшения? Они подчеркивают и оттеняют, заявляют о том, что вокруг есть тот, кто ценит. Нет, это не цирконий, этот замечательный камень идеальной чистоты и огранки – бриллиант. Что значит нет? Какое странное слово… И к чему его говорить, если все равно не сработает? Улыбка. Теплый взгляд. Просто протяни руку… это все, что от тебя требуется.

Стук сердца, смущение, ее желание его поколотить, блеск глаз, радость близости, водоворот эмоций.

Дрейк был заворожен.

Такого не было в прошлом.

Такого не было никогда в жизни.

Шли втроем. Она впереди, он чуть позади, и снег повсюду.

Крупинки падали на ее волосы и ресницы, вырывался из приоткрытых губ пар, жар от смущения и шампанского тлел на щеках, а глаза блестели, как два ночных озера. Она стыдилась, что позволила себе провести последние два часа свободно и радостно, без угрызений совести, окруженная заботой и роскошью. А теперь хотела сбежать.

Дрейк чувствовал это, а потому окликнул, прежде чем Дина успела придумать отговорку и исчезнуть. Подошел ближе, положил руки на машину, по обе стороны от одетых в бежевое элегантное пальто плечей и улыбнулся. Так близко… Так хорошо. И кругом голова.

Заигрался.

И едва не назвал ее «Ди». Удержался в последний момент.

– Бернарда, это был хороший вечер, спасибо тебе за него.

«Мне спасибо? Это тебе спасибо…» – ответили ее глаза, после чего она – чудесная и наивная – снова смутилась и отвернулась, чтобы ни жестом, ни взглядом не выдать большего. Именно того, что он так желал видеть.

– Я могу попросить себя об одолжении?

– Одолжении? – спросила и засмеялась. – Ты часто просишь об одолжениях, Дрейк?

Он улыбнулся.

– Никогда. Но сегодня я сделаю исключение, потому что хочу, чтобы ты согласилась добровольно. Без хитрых правдоподобно звучащих причин, которыми могу подтолкнуть тебя.

Честно. Непривычно открыто. Но Дрейку был важен ее ответ, не «его», вложенный в чужие уста.

– В чем оно заключается?

Заметив непривычную серьезность, она теперь смотрела внимательно, пытливо.

– Проведи эту ночь у меня, – посмотрев на приоткрывшиеся в удивлении губы, он едва смог оторвать от них взгляд. О, Господи, не сейчас… может быть, когда-нибудь… И тут же почувствовал, что опять налился, сделался тяжелым и разбухшим между ног. Пришлось приложить усилие, чтобы голос звучал спокойно. – Ты знаешь, я не могу тебя коснуться. Но мне было бы приятно, если бы ты просто побыла рядом.

Секундное замешательство и легкий, как перышко, тихий ответ:

– Хорошо.

И уже через минуту серебристый седан, неся в темном салоне двоих, летел по дороге к дому, который за последние несколько столетий еще ни разу не принимал гостей.

Она уснула.

Дрейк как можно тише отложил газету, которую просматривал, и положил руку на подлокотник кресла. Еще пятнадцать минут назад ее взгляд, щекочущий и невесомый, скользил по его телу: вытянутым на пуфе ногам в брюках, животу, пряжке ремня, по расстегнутой (особенно часто) у горла рубашке, плечам, лицу, губам. Каждый раз, когда взгляд Ди доползал до губ, ему хотелось улыбаться. Но тогда бы она не уснула.

И все это время он чувствовал внутри странный клубок эмоций, в первую очередь удивление от того, что решил привести кого-то домой.

Дрейк с усилием заставил себя отвести взгляд от разметавшихся по (его) подушке женских волос и закутавшейся в (его) одеяло фигуру и посмотрел на одиноко горящий возле кресла торшер.

Не хотел оставлять одну? Не хотел, чтобы ненужные эмоции захлестнули ее этим вечером? Что ж, правильно говорят, что нет ничего лучше, чем вышибать клин клином.