Сергей Константинов - «По полю танки грохотали…». «Попаданцы» против «Тигров»

– Подставили его, – коротко сформулировал Билялетдинов, комсорг роты. – Ни за что не поверю, чтобы Николай на женщину руку поднял. Вот не поверю – и все.

Но мы могли только строить предположения. О том же, что произошло на другом конце городка, не было известно вообще ничего.

Наутро на площади был построен весь личный состав. Вывели Бугаевского и капитана Фирсова из мотоциклетного батальона – в гимнастерках без ремней. Фирсова мы недолюбливали: пройдоха тот еще. Но Колька? Мы столько лет воевали бок о бок, он был бесстрашным бойцом, смелым и справедливым командиром… Что же произошло?!

Незнакомый майор с каменным лицом зачитал приказ, из которого следовало, что капитан Бугаевский и капитан Фирсов повели себя несовместимо с высоким званием бойца Советской Армии и приговариваются к расстрелу. Потом было предоставлено последнее слово обвиняемым.

Фирсов бросился на колени.

– Братцы! Да что же это, братцы! За какую-то немецкую сучку я отвечать должен?!

Из его бессвязных выкриков постепенно стала ясна картина: капитан, уверенный в собственной мужской неотразимости, предложил свою любовь хозяйке дома, в котором остановился на постой. Видимо, именно поэтому бойцов своих он заранее устроил вне дома. Но хозяйка предложения не приняла, и тогда Фирсов решил осчастливить ее насильно. Может быть, испуганная женщина и не сопротивлялась бы, если бы не крохотный ребенок, заходившийся криком в соседней спаленке. Женщина вырвалась, чтобы бежать к ребенку, а когда Фирсов ухватил ее за руку, оттолкнула, да так, что он упал и ударился. Это настолько взбесило капитана, что он взял пистолет и выстрелил женщине прямо в сердце.

Как по мне, так эту сволочь надо было шлепнуть сразу же, как только стало ясно, что именно произошло. Вот из-за таких, как Фирсов, нас и недолюбливали; может, именно из-за таких кое-где нас считали не освободителями, а захватчиками! Но какое ко всему этому имеет отношение Бугаевский?! Он-то не мог…

Сухопарый майор махнул рукой, и шаг вперед сделал Николай.

– Ребята, простите… за все. Я виноват и должен понести наказание. Я поступил недостойно.

Больше он не сказал ничего.

– Приговор… привести в исполнение немедленно!

Кто будет их расстреливать?! За все время, что довелось воевать, мне ни разу не пришлось присутствовать при таком вот расстреле перед строем. Фирсов – гад, это ежу понятно, но все равно – свой! Как поднять руку на своего?! И, уж тем более, на Николая, о котором никто не мог сказать ни одного плохого слова…

Хотелось закрыть глаза, но я была вовсе не той девчонкой, что бросилась в свое время в авантюру под названием «Танковый клуб». Тогда игры были все-таки играми – как бы серьезно та девочка к ним не относилась, она всегда знала, что рано или поздно (причем скорее – рано) все равно окажется в своем собственном теле и в своем собственном времени. Сейчас… сейчас я, привыкшая к своему имени, к своему телу, даже в мыслях все чаще считающая себя мужчиной, знала: дороги назад нет . Все – на самом деле; закрыть глаза и внушить себе, что все было «понарошку», не получится. Сейчас вот здесь расстреляют моего друга, и мне с этим воспоминанием жить – столько, сколько мне осталось…

Сухопарый майор и еще один, тоже майор, встали над опустившимися на колени казнимыми. Два выстрела – и тела бьются в конвульсиях на земле. Это куда страшнее, чем давить танком живую плоть…

– Контрольный. Сделай контрольный, – говорит кто-то, но кто – я уже не вижу. Я не теряю сознание – я просто перестаю воспринимать все происходящее вокруг меня.

По команде «разойтись» мы отправляемся «домой», в приютивший нас сарайчик, и напиваемся. Вернее, пытаемся: мы мешаем самогон, раздобытый невесть у кого моим припасливым мехводом, с «казенной» водкой, с купленным у хозяйки местным пойлом и еще бог весть с чем, но нас ничего не берет.

А потом приходит сержант Кайков из второго взвода и рассказывает нам, что именно случилось с Бугаевским. Тот попросил хозяйку принести ему ужин; хозяйка замешкалась, и он отправился поторопить женщину и вдруг заметил, что она подмешивает что-то в еду. Он решил, что его хотят отравить и, не долго думая, решил допросить женщину. Та клялась, что ничего подобного не делала, Бугаевский, который, несмотря на отказ от ужина, выпить все-таки успел, ударил ее, и в этот момент на него бросился сын женщины, мальчишка лет одиннадцати-двенадцати. Он хотел всего-навсего защитить мать, но хмель затуманил мозги, и Николай схватился за оружие. Он сам не понял, как это произошло, но через несколько секунд мертвый подросток лежал на полу, женщина, рыдая, ползала около его тела на коленях, а в соседней комнате надрывался малыш; его мать просто хотела украсть немного еды – именно в этот момент ее и увидел Николай и решил, что она что-то подсыпает в пищу.