Сергей Константинов - «По полю танки грохотали…». «Попаданцы» против «Тигров»

– Товарищ полковник, разрешите обратиться! Лейтенант Приходько…

– Ты что, лейтенант, совсем охренел?! – взвился вдруг маленький майор. – Считаешь себя умнее всех?! Какого ты тут вообще торчишь?! Под трибунал захотел?! Подслушиваешь, сучонок?!

Он орал и брызгал слюной, и еще неизвестно, до чего бы он доорался, как вдруг лысый особист остановил его едва заметным жестом.

– Погоди, майор. – Он досадливо поморщился, как будто от майорских криков у него начали болеть зубы. – Под трибунал – это мы всегда успеем. Вдруг парень и в самом деле может что-то дельное предложить?

Потом – легкий кивок в мою сторону:

– Ну, говори, лейтенант.

– Там кусты… – вот блин, откуда мне – в смысле, Косте Приходько, – знать, что там кусты? Если допрашивать начнут, мне что, ссылаться на прочитанные мемуары, словно герои фильма «Мы из будущего»?

Но все молчат, никто не задает никаких вопросов, никто не пытается перебить, и я продолжаю:

– Там кусты. Низковатые – «тридцатьчетверки» видны будут. А «Валентайны» – нет. Мы можем подобраться к фрицам поближе, и…

Особист пристально смотрит на меня, и взгляд его непонятен, потому и пугает. В воздухе зависает пауза.

– Верно, хлопец, – быстро говорит вдруг Фомичев. – Дело говоришь. Слушай приказ: берешь еще один танк, подбираетесь поближе – словом, чего это я тебе твою же идею пересказываю? Выполнять!

– Есть! – Я козыряю, кажется, лихо, а может, и нет. Мне слегка не по себе. Это что же получается – если бы не я, эти «тигры» не были бы атакованы нашими «Валентайнами»? Ну, хорошо, так произошло в этой ветке истории. А на самом деле?

Но раздумывать некогда. Надо выполнять приказ. Я козыряю еще раз и бегу, на ходу решая, кого же еще взять на выполнение задания. Соседова, что ли? Эта идея мне не очень нравится, как, собственно, и сам Соседов, но память выкидывает очередной финт, и я не могу вспомнить ни фамилий других командиров танков, ни того, что они собой представляют как люди и танкисты.

Ладно, возьму Соседова, он, вообще-то, нормальный мужик – только прижимистый слегка, потому и Семеныча моего хотел перехватить.

На объяснение задачи уходит пять минут, и – вперед!

«Валентайн», по счастью, машина тихая – мы не едем, мы почти крадемся под прикрытием кустов. Семеныч сосредоточен – ну, прямо-таки ювелир, а не мехвод.

Игорь шевелит пухлыми детскими губами – не то молится, не то проговаривает что-то про себя.

Едем исключительно долго, а часы, мои командирские часы, просто стоят. Но в момент, когда меня посещает эта мысль, стрелка вдруг перескакивает на одно деление. Часы идут, просто на самом деле прошло всего несколько минут.

Немецкие танки почти рядом – до них всего метров четыреста, а может, и того меньше. Лупить надо в бок – лобовую броню его хрен пробьешь.

– Надо ближе.

– Куда ближе, командир?!

У Игоря серое лицо. Я впервые вижу его таким – это не страх даже, это ужас.

– Надо ближе, Игорек, надо. А то толку от нашей стрелянины никакого не будет.

И в самом деле, при расстоянии в триста метров вероятность того, что мы можем с ними расправится, куда больше. А нам уже все равно, что триста метров, что четыреста, если они по нам вмажут, то без преувеличения – мокрого места не останется. Только сухое.

Семеныч сосредоточенно молчит, лишь губы шевелятся. Присмотревшись, я понимаю, что он молится. Он, коммунист, бригадир… Впрочем, я бы сейчас тоже помолилась, если бы знала хоть одну молитву. Сейчас мне по-настоящему страшно – впервые за все время, что я играю. Хотя, может, мне так только кажется?

– Стоп!

Соседовский танк тоже останавливается. Мы не переговаривались – соблюдаем молчание в эфире. Он просто делает все так, как я.

Беззащитными «тигры» не выглядят. Мне страшно – не оттого, что я сейчас погибну (в конце концов, к этому я уже привыкла), а оттого, что если мы не справимся, то… то никакой Проскурово-Черновицкой наступательной операции не будет. То есть будет, конечно, но – совсем не такая, как… Словом, я запуталась окончательно, и в этот момент Семеныч со странно просветлевшим лицом повернулся ко мне и сказал:

– Командир… сынок… Ты… того, не дрейфь. Все будет хорошо.

«Сынком» он называет меня впервые – это я знаю . Впервые – и от этого мне становится еще более страшно.

– Заряжай…

– Огонь!

– Огонь!

Первый загорелся сразу – дымно, чадно, жирным каким-то пламенем. Я уже готова полоснуть по выскакивающим немцам из пулемета, но никто так и не появился. Решили мужественно сгореть вместе со своим танком? Или попросту сразу погибли?