Сергей Бузинин - Последняя песнь Акелы-3

Корено, заметив, что Троцкий намазывает яблочным джемом последний тост, пробурчал: «Не делайте из еды культа!» и выхватил бутерброд из рук приятеля. Пока Лев, ошарашенный фразой друга, словно выброшенная на берег рыба, в замешательстве беззвучно хватал ртом воздух, грек в два укуса разделался с тостом и, облизав пальцы, нахально подмигнул оторопевшему товарищу:

— Шо я имею сказать? Таки ничего нового. Только мы оставили за кормой Видхук, как на тропинке, шо местные величают почтовым трактом, объявились местные же биндю… разбойники. Четыре во-о-от таких рыла, все при ружьях, шляпах и бородатые. Ви таки видели картинки у Библии с оттем Варнавой? Так я вам скажу — одно лицо!

— Geen [2] нет ( африкаанс ) , - укоризненно уставившись на Колю, хрипло возмутился Барт. — Они ни есть… били бородатиый! Geen! Они… — бур, за время общения с командой научившись прилично понимать русскую речь, говорил пока еще с трудом, — они есть…имели…носили! Носили ципилячий шерсть! Как это правильно говорить по-русски? — силясь подобрать нужное слово Ван Бателаан, задумчиво почесал бороду. — Они носить пушок! У них geen бо-ро-да! Они есть jong — молодие!

Выпалив длинную для него фразу единым духом, бур зычно хекнул и горделиво уставился на Корено, но тот, не обратив на спич Барта ни малейшего внимания, продолжил как ни в чем не бывало.

— Ну, выскочили себе и выскочили. С каких забот устраивать геволт, будто Дюк таки устал стоять на постаменте и заимел себе желаний прогуляться до Привозу? С нами Дато, и ему те разбойники, шо тете Песе горсть семечек. Но шобы да таки нет! Этот горный мужчина, — Коля, на всякий случай шмыгнув за спину Барта, указал на Туташхиа пальцем, — вместо того, шобы тихо, мирно и гуманно пристрелить местных цудрейторов, достал себе нагайку и отстегал их так, шо бедные мальчики быстро бегали и громко плакали! Но таки и этого ему показалось мало! Дато построили детишков на дороге, словно одесский градоначальник войска на параде, двинул речь шо, тот Плевако, и сказал им таких нотаций, шо даже я стал почти шо святой!

— Похоже, что неделя вне контроля прошла недаром не только для Троцкого? — удивленно хмыкнул капитан и вопросительно взглянул на абрека. — Как тебя угораздило с речью выступить? А, Дато?

— Эс ар ари симартле, [3] это неправда — недовольно буркнул грузин, угрюмо глядя на Корено. Я сказал этим мальчикам: «За рекою война. Хотите стрелять — идите воюйте. Хотите денег — идите работайте. Хотите жить — идите и больше не попадайтесь мне.» Я сказал — Барт перевел. Но они и так все поняли.

— Ну, слава Богу! Хоть тут все в порядке, — преувеличенно облегченно вздохнул Арсенин. — Я примерно так и думал. А на Николая, ты, Дато, не дуйся. Корено он и в Африке — Корено.

Всеслав одобрительно подмигнул абреку и, встав из-за стола, направился к трактирной стойке, где хозяйку осаждал отчаянно жестикулирующий одессит. Определенно, женщина нуждалась в помощи.

Когда-то в юности Корено пришел к выводу, что, если Господь наделил тебя красотой и безмерным обаянием, утруждать себя знанием чужих языков и наречий не имеет смысла — с хорошим человеком договориться можно и с помощью улыбки, а плохому кулаком всё разъяснить. С тех пор он тщательно придерживался этого принципа и с легкостью обходился употреблением русской речи, изредка греческой, в основном пользуясь той жуткой смесью русского, малороссийского, польского и идиш, именуемого попросту суржиком. За время скитаний по Африке, Николай, верный своей привычке, даже на африкаанс выучил едва три десятка слов, да и те большей частью про выпивку. А нынче коса нашла на камень.

Хозяйка гостиницы мало того, что никоим образом не относилась к категории плохого люда, так еще и женщина. Вот только сейчас улыбка почему-то не смогла преодолеть языковой барьер, а хуком с апперкотом и вовсе ничего не добьешься.

И теперь Коля, самонадеянно решив обойтись без помощи друзей-полиглотов, отчаянно таращил глаза, корчил страдальческие гримасы и размахивал руками, пытаясь растолковать ничего непонимающей трактирщице, что уже три дня как окромя консервов, нормальной еды не видел и не прочь вкусить её стряпни. При этом он, считая, что чем громче и отчетливей он говорит, тем понятней становится его речь, неизменно повышал голос, чем окончательно вводил бедную женщину в ступор.

Глядя на импровизированное представление, Арсенин искренне веселился и был совсем не прочь продлить себе удовольствие, но хозяйка, напуганная Колиным напором, кинула на него столь отчаянно-беспомощный взгляд, что Всеслав поспешил вмешаться. Буквально в две минуты инцидент был улажен, и одессит, в предвкушении скорой трапезы удалился к столу, а хозяйка, обескураженная непривычной для неё манерой общения, обернулась к своему спасителю.