Сергей Бузинин - «Отпуска нет на войне». Большая Игра «попаданца»

– И чего ты возле этой девчонки застрял? – угрюмо буркнул Майлз, когда Паркер подъехал поближе. – Ждал, когда тебе ее мамаша заряд дроби в спину вкатит? Помогли этим бурам и нехрен политесы разводить…

– Да какие там политесы, – улыбаясь своим мыслям, чуть смущенно пожал плечами Рой. – Это ж ребенок, а дитя́м даже на войне радость нужна. Точнее, на войне – особенно.

– Ты в Штатах своих детей отыщи и хотя бы хлебом их накорми, – сварливо проворчал Митчелл, пристально вглядываясь в улыбку, блуждающую по лицу друга. – А потом уж по Африкам всяким шоколадки раздаривай.

– Да нет у меня детей, – откинулся в седле Паркер. – Не до них как-то было. Хотя… Если Господь доведет живым из этой грязи выбраться, навещу-ка я Мэри-Сью да поспрошаю, чей это курносый сорванец у нее по двору бегает.

Митчелл окинул приятеля долгим взглядом и, отъехав чуть в сторону, замолчал. В тот вечер больше они к этой теме не возвращались. А потом стало некогда.

16 марта 1900 года. Окрестности Претории. Шахта Кэмпбелл

До шахты Кэмпбелл отряд добрался еще до заката. В багровых отблесках уходящего светила бурый вельд отливал кроваво-красным, а высокие пирамиды караульных вышек принимали самые причудливые очертания и казались башнями волшебного замка. Вот только стальное рыльце пулемета, внимательно ощупывающее с высоты вышки окружающее пространство, было насквозь реальным и вызывало нешуточные опасения.

– Добрались, хефе капитан, – нарочито равнодушно зевнул Алмейда. – Вот она, ваша шахта. Мне б теперь, как уговаривались, остатнюю сумму получить. А то авансец я уже того… потратил.

– Как до своих доберемся – получишь, – напряженно вглядываясь в надвигающуюся темноту, недовольно буркнул Бёрнхем. – Если начальство расщедрится, то еще и премию за Вилката. Только ты пока не о прибыли мечтай, а разъясни, где здесь и что. Только про такие сюрпризы, как этот пулемет, не умалчивай.

– Вон в тех сараях, что прям за оградой стоят, рабочие инструмент держат, – без дальнейших споров начал рассказ проводник. – Во-о-он там – бараки, где шахтеры ночуют, а прям за ними вход в шахту. Вон те домики, что черепицей крыты, там господин управляющий живет да инженера всякие, ну и жены-мамки их, соответственно. Те длинные кирпичики – это конюшни, а во-о-он те хибары для охраны, значит, приспособлены. А на эту железку, – португалец презрительно сплюнул в сторону пулеметной вышки, – вы, хефе капитан, внимания не обращайте. Счас солнце зайдет, и тот часовой все равно, что слепой станет.

Прерывая неторопливую речь Жуан Паулу, за оградой что-то оглушительно рыкнуло, затем чихнуло, зашлось в надсадном механическом кашле, и пять прожекторов, загоревшись один за другим, озарили прилегающую к шахте равнину ровным желтым светом.

– А вот этой дряни тут отродясь не водилось, – растерянно крутя головой по сторонам, удрученно промямлил проводник. – Вот вам крест святой, хефе капитан, не было такого!

– Вот как сердцем чуял, пригодится мне моя игрушка, – тяжело вздохнув, Паркер отцепил от седла длинный, плотный на вид сверток и повернулся к Майлзу. – А ты говоришь, детские игрушки, детские игрушки! Вот че б мы сейчас делали, ежли б я эту игруху с собой не таскал?

Ближе к земле вялый ветерок лениво гонял душную хмарь, а здесь, на вышке, в десяти футах от земли становилось уже довольно зябко. Часовой сдавленно чертыхнулся и, отставив оттянувшую руки винтовку, прикурил длинную самокрутку. Табак, он, конечно, не добрый ром, но все ж иллюзию сугрева дает. Хотя бы на время. Охранник, некстати вспомнив, как Ван Коуф ворчал по поводу курения на посту, вновь чертыхнулся и, стараясь докурить прежде, чем явится старый ворчун, затянулся. Огонек самокрутки, расцветая наподобие диковинного цветка, ярко пыхнул во тьме. А буквально через мгновение короткий стальной болт вошел в грудь незадачливому часовому ровно на две ладони ниже.

Охранник с соседней вышки, заинтересовавшись, куда вдруг запропал его товарищ, попытался развернуть прожектор в сторону пулеметной башни, но не успел. За те недолгие мгновенья, пока прожектор освещал не только пространство вокруг, но и его самого, бесшумная смерть трехгранным жалом пришпилила любопытного стража к башенной опоре.

Стоило двум центральным прожекторам замереть в одной точке, как через неосвещенное пространство к воротам метнулись бесшумные тени. Перемахнув ограду, невидимки растворились во мраке двора, и через некоторое время еще один прожектор остановил свой бег. Потом еще один. А после того как замер последний, пятый фонарь, ворота, скрипя уключинами, словно недовольный старик ревматичными суставами, отворились.